Иван Тургенев и евреи

При всей в целом нейтральности еврейских характеристик их авторы подчеркивают в них свою антипатию к еврейским финансистам. В такого рода тенденциозности они явно подпадают под антисемитскую волну. Дело в том, что ХIХ веке истерия по поводу могущества еврейского банковского капитала, в первую очередь – дома Ротшильдов, являлась непременной составляющей антисемитской риторики в публичном дискурсе. Не только «левые» – социалисты, фурьеристы, анархисты, но и правые – клерикалы, националисты, аристократы и иже с ними, с пеной у рта поносили еврейский капитал[442], одновременно и с большой выгодой для себя – как в нашем случае Герцен и Тургенев, прибегая к его услугам.

Тургенев и Виардо оценивают евреев, принадлежащих к финансовой сфере, как людей морально и физически неопрятных. Они наделяются всевозможными пороками и неприятными физиологическими особенностями: дурным запахом, вставной челюстью, горбом, «противными ногами в шишках» и т. д.

Нужно сказать, что характеристика негативных героев через «низкую» физиологическую деталь – частый прием в этой игре. В комментариях к портретам подчеркивается, что люди, в той или иной мере облеченные властью, громко сморкаются, «глядя при этом собеседнику в глаза»; плебеи, не блистающие никакими талантами – покрыты липким потом, грязны. Запах исходит от обывателей, бродяг, старых солдат и т. д. Все отталкивающие физические подробности еврейских банкиров и торговцев, в интерпретации Тургенева и Виардо, связаны с выдвижением на первый план любви к деньгам и удовольствиям. К этим персонажам игроки не испытывают никакого сочувствия, практически обязательного для публичных высказываний на еврейскую тему. [ФОМИНА. С. 105–106].

Великой певице и интеллектуалке Виардо можно также поставить на вид, что характеристика «еврейский козел» звучит в ее устах явно ксенофобски, и особенно – в сравнении с определением Тургенева: «в нем что-то от козла – но не плут и не злой». Вызывает законное удивление, что среди еврейских «портретов» нет ни одного образа врача. Тургенев, несмотря на богатырское телосложение, крепким здоровьем не отличался и, судя по эпистолярию и воспоминаниям современников, часто прихварывал – то простуда, то подагра… Естественно, что это заставляло его часто прибегать к услугам эскулапов, среди которых традиционно было много евреев. Среди них можно выделить, например, профессор бальнеологии Иосифа Зеегена (Seegen; 1822–1904), лечившего Тургенева в Карлсбаде. В его доме Тургенев встречался со многими представителями немецкой культуры. Кстати говоря, особняк в Бужевиле с изящной колоннадой, английским садом и парком Иван Тургенев приобрел в 1874 г. у члена Медицинской академии, доктора Пьера Саломона Сегала [ЗВИГ. С. 17]. Здесь, по соседству с белоснежным каменным зданием особняка он построил двухэтажное шале «Ясени», в котором будет жить большую часть года вплоть до своей кончины 3 сентября 1883 г. Из русских врачей еврейского происхождения Тургенев был близко знаком с профессором Львом Бертенсоном, который пользовался в конце XIX века большой известностью и популярностью в России[443], и Максимом Коцыным, будущим профессором-гигиенистов. Последний, будучи еще студентом, лечил крестьян в Спасском-Лутовиново, см. об этом в [РЕБЕЛЬ Г. (V). С. 41–43].

Не встречаются среди еврейских образов также и политики, коих в числе знакомых Тургенева было немало: Кремье, Оппенгейм или же Лассаль, например (см. Гл. VII).

В заключение этой главы остановимся на самом «щепетильном» моменте тургеневской биографии, касающемся «еврейского вопроса» – отказ писателя от выступления в печати с осуждением еврейских погромов 1881–1882 годов.

После убийства народовольцами 1 марта 1881 года царя-освободителя Александра II и восшествия на престол его сына императора Александра III на юге и юго-востоке Малороссии – в Подольской, Одесской, Херсонской, Черниговской, и Полтавской губерниях поднялась стихийная волна еврейских погромов.