Иван V: Цари… царевичи… царевны…

И замолк. Слышно было, всхлипнул, хоть и был человек железный. Передал жене Аввакума его благословение и надежду. Залилась она слезами. Иссохла вся от горя неизбывного.

— Никон низвержен, а никонианы в силе. Отчего это? — спрашивала она сквозь слезы.

— Оттого, что нет справедливости на Руси, — отвечал Матвеев. — Нет и не было. И будет ли когда-нибудь, не ведаю.

Он не представился, не пожаловался, что тоже безвинно страждет, хоть был еще недавно в великой чести, именовался ближним боярином, возглавлял Приказы. К чему? Одна участь у супротивника царя и у его радетеля, коли заведутся недруги-шептуны.

Но Марфа Матвеевна не оставляла усилий — вызволяла крестного. И вот в начале января 1682 года явился в Мезень капитан Лештуков и привез царский указ: боярина Артамона Сергеевича Матвеева и сына его Андрея, яко невинно страждущих по причине ложного оклеветания, повелел великий государь от ссылки свободить, московский их двор, подмосковные их маетности и пожитки, уцелевшие от раздачи, возвратить. Милосердуя о них, пожаловал им великий государь вотчину в Суздальском уезде село Верхний Ландех с деревнишками 800 дворов крестьянских. Указал великий государь из Мезени их отпустить и быть им до указу в городе Лух Нижегородского уезда.

Воспрял Артамон Сергеевич. Отправился он к жене протопопа Аввакума с прощальными словами:

— Буди в надежде, Марковна! Дождался я светлого дня, возвращают мне неправедно отнятое и жалуют новыми вотчинами. Даст Бог и ты с протопопом соединишься и окончатся ваши страдания. А злодей ваш, главный патриарх расстрига Никон, как сказал мне капитан, привезший царский указ, два года тому назад как помер. И черти терзают его в аду огненным терзанием немилосердно.

— Спаси вас Господь, — ответила Марковна со слезами. — Знать, не все слезы выплакала и от радости за вас плачу.

Лух — городишко безвестный на речке, которая и дала ему название. Речка эта мала и впадает в Оку. В сем Лухе и власти-то порядочной не было, народ жил тихий и мирный, все друг о друге все знали, и в начальстве нужды не испытывали.

— Как славно! — сказал Артамон Сергеич, приобыкшись.

И стал ждать повеления царя Федора без нетерпения. Земля тут была плодоносна и родила все привычное. Были тут и яблоки, и груши, и крыжовник, и смородина, от чего они с Андрюшей отвыкли в Пустозерске, и овощ всякий в изобилии, и коровы паслись, и овцы — и всем, людям и скотине, было хорошо.

— Но отчего Лух? — ломал голову Матвеев. Не было здесь ни ссыльных, ни надзирающих.

— Чья-нибудь прихоть, батюшка, — отвечал Андрей, унаследовавший отцову рассудительность.

Ждали-пождали царского призыва на Москву, полного прощения и забвения. Ан пришла другая весть: царь Федор (иль Феодор) Алексеевич 28 апреля 1682 года помер. И царствия его было шесть лет три месяца и четыре дня.

— Боже мой, Боже мой, что с нами будет! — всполошился Матвеев. — Милославские все едино у власти. Ивана царем провозгласят.

— Но он же увечный, — возразил Андрей непререкаемым тоном.

В свои шестнадцать лет он пережил столь много и столь многого навидался за шесть лет пустозерского житья, что уж глядел на все взрослыми умудренными глазами.

— Ах, Андрюша, будет еще хуже — Ивана провозгласят царем Иваном Пятым, а править будет врагиня моя первая царевна Софья. И мы тут, в Лухе, погнием. Кто станет исполнять волю покойного Федора? Его ближние бояре? Они такие же недруги мне и противятся моему возвращению.

— Указ царя — предсмертная его воля свята.

— Э, да какая там святость! У Милославских — свой интерес, вот и вся святость!

— Крестница твоя, царица Марфа Матвеевна, соблюдет его волю. Да и можно ль иначе!

Андрей оказался прав. Царица настояла. Пока ее царственный супруг еще не был предан могиле, она все еще была в силе. Пришло повеление: Матвеевых освободить, предоставить им экипаж и достойное сопровождение и быть им на Москве немедленно.

Радость ли безмерная? Нет, не было радости. Со стесненным сердцем возвращался Артамон Сергеич Матвеев в столицу. Дорогою посещали его безрадостные мысли. Да, он вернется в свое жилище, разоренное, но по-прежнему дорогое, да, он закажет торжественный молебен в церкви Николая Чудотворца в Столпах, построенной его иждивением, под его постоянным призором, великолепный пятиглавый храм с шапкой кокошников, один из красивейших на Москве. Но покоя не будет, не будет ничего от прежней благости и повсеместного дружелюбства. За шесть лет его ссылки враждебные ему силы укрепились и заборонились. Сокрушить их, предвидел он, при Милославских невозможно. Нарышкины в загоне, Милославские в законе. Как тут быть?

Дорога была долгой, тряской, а потом и пыльной. Тряслись долго. Но вот наконец до слуха донесся печальный звон московских колоколов, заблистали купола, стали во множестве попадаться встречь телеги, повозки, тарантасы, дрожки, тяжелые кареты — кто в Тверь, кто в Нижний, кто куда.

Не заезжая домой, велел везти себя в Преображенское, где обитала опальная царица с детьми, где и Нарышкины свили себе гнездо.