Но по мере этих безобразий стало возмущаться само боярство. Одни видели в Шуйских злодеев и узурпаторов. Другие оказались обиженными при новых назначениях. Недовольных возглавили два человека, совершенно не похожих друг на друга. Митрополит Даниил был духовной опорой и прежнего государя, и Елены, ревностным поборником Самодержавия. А князь Иван Бельский грезил о реформах по польским образцам, сам был изменником, сносился с Сигизмундом, и из тюрьмы его освободили только Шуйские. Но сейчас они стали для Бельского персональными соперниками, а откровенные хищничества и грубейшие политические просчеты ему очень не нравились. Он и митрополит стали союзниками.
Иван Бельский был популярен среди знати. А Даниил по своему положению имел постоянный доступ к великому князю. Он привлек на свою сторону Мишурина, ближнего дьяка маленького Ивана. То есть личного секретаря, у него хранилась печать государя. Бельский и митрополит начали в обход Шуйских проводить на важные должности своих людей. Готовили документ, Даниил приносил его во дворец. Иван подписывал, Мишустин ставил печать. И всё — указ государя! Бельский хотел вот так, потихонечку, расставить своих помощников на ключевые посты. И в один прекрасный момент на первом месте окажутся уже не Шуйские, а Бельские.
Но Василий Шуйский не намеревался делиться властью ни с кем. Узнал, что без него подписывают указы, перехватили влияние на державного ребенка, и разъярился. Временщики обошлись даже без формального согласия государя. От имени «наместника московского» и Боярской думы они осенью 1538 г. круто разгромили оппозицию. Иван Грозный вспоминал: «А князь Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея Ивановича, и его сторонники, собравшись, подобно иудейскому сонмищу, на этом дворе захватили Федора Мишурина, ближнего дьяка при нашем отце и при нас, и, опозорив его, убили; князя Ивана Федровича Бельского и многих других заточили в разные места; подняли руку и на Церковь: свергнув с престола митрополита Даниила, послали его в заточение, и так осуществили свои желания и сами стали царствовать» [127].
Правда, Василию Шуйскому «царствовать» уже не довелось. В разгар расправ над противниками он вдруг скончался. Может быть, пожилого боярина отправили на тот свет вспышки собственного гнева и нервные встряски. А может, отомстили сторонники Бельских. Преподнесли ему такой же «подарочек», как он для Елены Васильевны. К вершине власти выдвинулся его брат Иван.
Глава 7
Заложник временщиков
Иван Васильевич Шуйский очень отличался от своего старшего брата. Он не был политиком, не вынашивал далеко идущих амбициозных планов. Он был просто вором. Принялся выгребать из государственной казны золото и серебро, «будто детям боярским на жалованье». «Отмывая» украденные ценности, их переплавляли в чаши, кувшины, на которых ставили фамильное клеймо Шуйских. Иван Грозный описывал: «Бесчисленную казну нашего отца и деда забрали себе и наковали себе из нее золотых и серебряных сосудов и надписали на них имена своих родителей, будто это их наследственное достояние» [127].
Чтобы облегчить подобные махинации и вывести свою власть из-под какого бы то ни было контроля, Шуйские подправили законы. Отныне приговоры Боярской думы приобрели равную силу с указами великого князя. Очевидно, по примеру Литвы и Польши, где сенат мог распоряжаться без короля и даже вопреки его воле. Ну а в Думе решения диктовал Иван Шуйский, получив возможность обходиться вообще без государя. Юного Ивана Васильевича низвели до уровня декорации — показать на торжествах, посадить на приемах. Временщик относился к нему как к пустому месту. Воспоминания Ивана Грозного сохранили яркую сцену, как они с братом играют, а Шуйский по-хозяйски заходит в спальню, разваливается, облокотясь на царскую постель и взгромоздив сапог на стул. «А на нас и не смотрит — ни как родитель, ни как властелин, ни как слуга на своих господ» [127]. Просто задумался о своем и не обращал внимания на такую мелочь, как детишки, копошившиеся на полу.
Другие Шуйские и их клевреты следовали примеру лидера, тоже спешили обогатиться. Получая наместничества и волости, «выжимали» их в меру своей алчности. Вводили дополнительные поборы в собственный карман, вымогали подношения, использовали «поклепцев» — лжесвидетелей, обвиняя людей в тех или иных преступлениях и разоряя их. Слуги таких администраторов входили во вкус безнаказанности, насильничали, хулиганили, без всякой платы забирали в лавках и на рынках понравившиеся товары. Особую известность приобрели наместники Пскова, Андрей Михайлович Шуйский и Василий Репнин-Оболенский. Летописи сообщали: «Князь Андрей Михайлович Шуйский… был злодей, в Пскове мастеровые люди все делали для него даром, а болшии люди подаваша ему с дары». «Быша наместники во Пскове свирепи, аки львове, и люди их, аки звери дивии до хрестьян». Выискивали поживу даже в храмах и монастырях. Жители окрестных сел боялись ехать в город, чтобы не быть ограбленными, а «игумены честные из монастырей» бежали в Новгород [128].