Иван Васильевич – грозный царь всея Руси

Летописец свидетельствует: «А говорили про оба пожара, что зажигали зажигальники. И зажигальников многих имали и пытали их. И на пытке они сами на себя говорили, что они зажигали. И тех зажигальников казнили смертною казнию, глав им секли и на колье их сажали и в огонь их в те же пожары метали» [191]. Что ж, поджигательство было страшным преступлением — в деревянном городе пламя распространялось быстро, уничтожало все нажитое имущество, дома, дворы, сады, уносило множество человеческих жертв. Поэтому и кары были суровыми. Но чтобы пойти на такой риск, наемным «многим зажигальникам» требовалась немалая плата. А заказчиков никто из пойманных злодеев даже под пытками не назвал.

Предположить самоотверженность среди мелких преступников, чьими жизнями так легко жертвовали, очень трудно. Очевидно, они просто не знали заказчиков. Их наняли какие-то неведомые вербовщики. Сулили большие деньги за опасное, но не слишком трудное дело. Но это значит, что были и разработчики операций, их спонсоры. Хотя жестокие казни исполнителей все-таки сделали свое дело. Пожары, казалось бы, прекратились. А внимание царя и правительства переключилось известиями, что на границах появились крымцы. В мае Иван Васильевич сам вывел армию на Оку, проверял полки. А между тем, кто-то принялся распространять по Руси слухи, будто появились колдуны — вынимают у мертвецов сердца, кладут в воду. Ездят по городам и весям, кропят этой водой дома, и возникают пожары [189].

21 июня в Москве начался «великий пожар». Снова около полудня, в разных местах одновременно. Ветер раздул пламя, оно охватило деревянные постройки Кремля и уцелевшую часть Китай-города. Центр города превратился в огромный костер, от жара трескались каменные станы, плавился металл. По словам очевидцев, «таков пожар не бывал на Москве, как и Москва стала именоватися» [192]. Царскую чету Бог уберег, они как раз выехали за город, в село Острово. А Макарий поспешил в Успенский собор, начал молебен об избавлении от бедствия. Но почему-то никто не озаботился спасением митрополита!

Стены собора накалялись, он наполнялся дымом, загорелась кровля. Макарий едва не задохнулся, кое-как вышел из собора, нес чудотворную икону Пресвятой Богородицы, написанную святым митрополитом Петром. С ним вышел протопоп Гурий, вынес несколько священных книг. А вокруг все уже полыхало, и лишь теперь появились сопровождающие во главе с Кексой Татищевым, приближенным князя Владимира Старицкого. Но они потащили митрополита в самое пламя! Чудотворный образ спас Макария и Гурия, в огне сгорели сам Кекса Татищев и священник Иван Жижелев. Митрополит чудом прошел через пламя, но его испытания еще не кончились. Его привели в тайник с выходом к реке. Там было жарко и дымно, однако находиться было можно, в тайнике укрывались слуги боярина Федорова-Челяднина «с рухлядью». Гурий остался там и переждал пожар. А митрополита уговорили покинуть Кремль очень рискованным способом — повели на стену, и те же слуги боярина Федорова стали спускать его на веревке. Которая вдруг оборвалась. Он сильно разшибся, но все-таки остался жив, его увезли в Новинский монастырь [193].

Бедствие было колоссальным. По одним данным погибло 2700 человек, по другим — только за Неглинной собрали 3700 мертвых, 80 тыс. москвичей остались без крова. Царь переехал в свою загородную резиденцию Воробьево — в Кремле его палаты выгорели. А 23 июня собрал бояр в Новинском монастыре: обсудить, как ликвидировать последствия катастрофы, помочь пострадавшим. Макарий чувствовал себя очень плохо, как раз из-за этого заседание Боярской думы пришлось проводить у его постели. Он рассуждал, что Господь бедствиями наставляет людей на покаяние, призывал «каяти отцем своим духовным о грех своих и причащатися Христовым Таинам». Просил Ивана Васильевича простить опальных и осужденных. «Царь же и Государь, слушая митрополита, во всем опальных и повинных пожаловал» [190].

И вдруг духовник царя, протопоп Благовещенского собора Федор Бармин начал доказывать, что пожар начался «волхованием», принялся пересказывать миф о колдунах-«сердечниках», поджигавших дома. Царь удивился, но Бармина поддержали Скопин-Шуйский и Федоров-Челяднин. Первый — ближайший сообщник казненного Андрея Шуйского. Второй покаянием избежал казни после столкновения с пищальниками и был возвращен из ссылки в связи с коронацией и женитьбой Ивана Васильевича. Именно его люди спускали митрополита с кремлевской стены, когда тот едва не погиб. Слух о волшебстве уже дошел до некоторых других собравшихся, и царь велел провести расследование. Поручил его тем же боярам, которые отстаивали эту версию.