Иван Змеевич и Краса Ненаглядная

Ваня вздохнул, а князь Дмитрий улыбнулся.

— Вижу, ты со мной не согласен. Молод ещё. О счастье для других мечтаешь. Я тоже таким был. Теперь понимаю, что людей много, а счастья — мало. Хорошо, если оно ко мне одному придёт, а может и не прийти.

* * *

Афтандил приезжать к Дмитрию в терем отказался. Гонец вернулся и передал слова: «Сказал старец, что когда он был молод, то царям кланялся, а теперь состарился, и спина его не гнется». Дмитрий скривился и ответил, что не бывать такому, чтобы на поклон к простолюдину царский сын ходил, а Ваня встрепенулся и посмотрел просительно.

— А мне ох как надо переговорить со стариком. Может, он путь-дорогу до острова Буяна укажет. Ведь я и впрямь не знаю, в какой стороне искать его. Поди туда, не знаю, куда. Принеси то, не знаю что.

— И как только отец тебя отправил с поручением! — удивился Дмитрий, — Видно совсем умом плох. Это же скитание бродяжье и верная погибель. Поедешь ты к Афтандилу да увидишь, что тот из ума выжил, а осталась в нём только спесь да гордыня. Сам он никакого Буяна сроду не видывал. Говорят, что каждый, кто туда попадает — назад не ворочается.

— Как так? — изумился Ваня.

— Будто бы там есть всё, что для счастья нужно. Потому Змея Огненного и не победить. Заманивает он к себе, одурманивает ласковыми речами, сулит богатства и радости любые. Так человек становится его рабом, постепенно и семью, и друзей забывает.

— А отец не говорил мне ничего… Повелел отыскать остров Буян, украсть молодильные яблоки, чтобы исцелить и его, и матушку. Может, и не знал он ничего про тот остров…

— Может, и не знал, — с сомнением протянул князь и тут же спохватился, — а скорее всего, думал, что душа твоя добрая и светлая, и потому искуса у тебя не будет. О долге своём не забудешь и в скорости домой вернёшься.

Всё-таки уговорил Ваня старшего брата отпустить его к Афтандилу и дать провожатого, но заметил, как погрустнел Дмитрий, омрачилось его лицо. Перед выездом из княжьего подворья, где Ваня уже гостил целую неделю, заглянул царевич в горницу к Красе. Он застал её за прялкой в кругу таких же девушек и узнал не сразу. Новый голубой сарафан и вышитая по рукавам и вороту рубашка, а главное — короткие сапожки вместо лаптей. Русая коса плотно заплетена, на лбу — аккуратная лента в тон сарафану. Понравилось Ване, что уважили его подругу. Как только он в горницу вошёл, девушки порскнули в стороны, побросали веретёна. Крася подняла несмелые глаза.

— Как ножка твоя?

— Зажила. Ключница такую мазь мне дала, что я к утру и забыла о ранке.

— Не обижают тебя здесь?

— Нет, Ваня, — ответила Крася, — только скажи ты мне, сколько я тут гостить буду? Не хочу чужой хлеб есть, обузой быть. И служанкой стать не желаю.

— А бродяжкой быть нравилось? — спросил Ваня и тут же осёкся.

Девушка встала с лавки и отложила веретено, подошла к юноше так близко, что он почувствовал её медовое дыхание. Крася смотрела в его серые глаза, и в её взгляде искрилась и насмешка, и осуждение, и даже жалость. Эта смесь странных чувств удивила Ваню. Неужели бродяжка безродная сочувствует ему, царскому сыну?

— Я свою дорогу сама выбрала. А вот ты идешь по той, что тебе назначили. Так кто из нас счастливее?

Ваня вспыхнул, покоробили его слова коробейницы.

— Не тебе, Крася, судить царского сына.

— Напрасно ты так думаешь, Ванюша, — ответила девушка и на шаг от него отступила, — нам только и дела, что государей обсуждать. Дивятся люди простые, как на верную смерть царь младшего сына посылает? Не от того ли, что наследники у него уже есть, и Ваню не жаль?

Круто развернулся Ваня на каблуках и из горницы вышел. Такая его злость охватила, такое отчаяние. Задела девка самую больную струну в его душе. То, чего он сам себе сказать не мог, она ему в лицо, как подачку бросила. Смотри, мол, неразумный, все вокруг тебя Иваном-дураком считают.

«Хочется ей под кустом спать, милостыней жить — кто же мешает! Пусть хоть теперь вон идёт, ни разу не пожалею», — злился Ваня, стуча каблуками по лестнице. Выскочил на широкий двор и оглянулся. Попался бы кто-то под горячую руку, несдобровал бы. Увидел дворского и спросил:

— Знаешь, где старик Афтандил живёт?

— Как не знать, знаю.

— Покажи дорогу.

* * *

Такой пурги Афтандил не выдывал за все свои тридцать лет и три года. И хоть на печи он не сидел, и объездил Русь-матушку вдоль и поперёк, бывал и на Белом море, где лето от зимы не отличишь, а все же в родных местах, в метели непроглядные попадать не приходилось. Особенно, когда посреди лета началась зима. Видно, Огненный Змей был особенно силён, видно не хотел он Афнатдила в свои края пускать.