Ивановская горка. Роман о московском холме.

Верчение с Катом около табуретнокопытного стола завершилось, стало быть, совершенным помрачением сознанья, отчего внутри по сю пору колыхалась тошнотная муть, так что повторения эдаких проделок Ваня-Володя не пожелал бы впредь и супостату; вместе с тем он постиг наглядный пример того, что сбить человеческий дух с панталыку существует гораздо обширнейшее число возможностей, нежели потом остаётся ему дорог возвратиться обратно к свету.

Возглавив теперь взамен отсутствующего геральдического льва верхушку крутого всхода, он остывал от минувшего жара разом с его белым камнем и потому с трудом мог унять колотившую всё тело дрожь, туго соображая, куда же теперь на ночь глядя — в прямом смысле потёртого выражения — править свой свившийся безнадёжной восьмёркою дневной и повсежизненный путь.

3

Горько охнув, Ваня-Володя очутился в положении того сказочного малороссийского бедолаги, который в ответ на схожее троекратное сетованье вызвал из-под земли тезоименитое чудище Оха — ибо тут же с содроганием вновь обнаружил подле себя вездесущего Ката.

— Попался, который плутался? — легко свёл на шутку его испуг смешливый донельзя собеседник. — За чем гнался, в то и вклепался, как говорится. Поделом: впредь уж не будешь просить неведомо чего и своевольничать всуе.

— .

— Молчишь, курилка? Ну так и быть, вот тебе тогда за прилежное смирение первый полезный совет: не лезь поперёд батьки в пекло! Черта лысого захотелось тебе отведать в радении — взамен того, чтобы разгрести навозную кучу дедовского барахла и найти там созревшую спелую жемчужину —

— А это что за невидаль?

— Лопух ты, батенька, даже не лопух, а борщевик — видал эдакий злак несусветный: видом укроп, ростом человек? Прикидываешься не ведающим родства Иваном — ин даром, что ли, тебе все эти ушаты историй на голову выплескивали? Дело-то ведь идёт к смерти.

4

Эвон какая пропасть поколений в соплях и кровище вылезала из наносной грязи, пестуя свой собственный разум — и, утомившись, будто пуля на излёте, донесла его и сложила подле самых паших ступней. Остаётся только нагнуться, поднять и воспользоваться — а ты всё никак не хочешь врубиться.

...Загиб мысли аж двухтысячелетний пережили и вроде бы стали уже возвращаться к исконным началам — ан опять не тут-то было! Выходит, что греческие попы наше родовое язычество тоже по преимуществу выдумали, расположивши согласно штатному расписанию своего Олимпа; а на поверку там было нечто совершенно иное, да только его уже и след простыл.

Но недаром боролось неумирающее, всегда гонимое и постоянно плодящееся опять сектантство! Пока суд да дело, оно вновь само в себе возродило заветный облик чистой силы, свободной от всех пут и одержимой стремлением к вольности, что была напрочь утрачена в долгие века смирения, — и лишь чути самой ему не хватило до цели.

Недостающую же ту чуть обнаружить пробил час для нас. Допёр теперь, в чём задача?!

— Да что-то глухо...

— Ну, беда с тобой, да и только —

5

— Давай тогда для-ради лёгкости проникновения опять заглянем сбоку. Знаешь ли ты, кто таков был начальный-то Каин?

— Ну, в общих чертах. Братоубийца...

— Не совсем. Имя его в переводе будет: Приобретение — ибо Каин был первенец у Адама, то есть Красного Человека. А погубивши удачливого без заслуг единоутробника своего Авеля — Дуновение, Пар, Суету; — кровь которого сама земля отверзла уста принять от руки брата, он сделался основателем первого на земле города. И вечным живым укором — неся на себе знак, что никто не смеет убить его, а всякому, кто хотя бы посягнет на это, положено воздаяние всемеро! Мало того, о смерти Каина вообще ни слова не сказано — ибо воистину образ сей остается вечен, потому-то по народному сказу лик его в пятнах отпечатлелся в Луне и ежевечерне то растёт, то ущербляется над нами.

Беда же отечественного Каина Ваньки та, что ни в коем случае не следовало отрекаться от добытой каким бы то ни было образом власти, наоборот, позвали на трон — садись, не робей, на небо — карабкайся и туда. Короче: бери, чего дают, и, главное, безостановочно шествуй. Ведь владыка из него получился бы куда похлеще и Селиванова, и самого Александра!

Но в том-то и порок воли русского человека: не успеет он добиться желаемого, как уже не может с ним толком управиться, начинает плодить сомнения и столь же безшабашно пускает всё вскорости по ветру.

Вот тебе наглядный свидетель, что не даст соврать, — место, где мы сидим. Это было владение отпрыска молдавского господаря Кантемира: тот перешел опрометчиво под скипетр Петра Великого и тут же потерял своё собственное государство, сыновья нанялись в чужую службу, а единственный внук помешался на том, что вновь царит на родине, да так и помер в Ревельской крепости, закончив собою безславно род, шедший от самого Тамерлана.

Затем оно отошло к царю откупщиков староверу Василию Кокореву — главному миллионщику России в середине прошлого века, что, неожиданно заславянофильствовав, опять-таки протратил обретённые сокровища впустую.