«Ивановский миф» и литература

Особую роль в жизни поэта сыграла мать, о которой в той же автобиографии говорится так: «Мать, Варвара Ивановна, в девичестве Троицкая, осталась в раннем детстве круглой сиротой, была ученицей-швеей в Москве, испытала самую горькую нужду и шестнадцати лет вышла по сватовству замуж за семинариста, посвятившегося во священники <…> Замужем моя мать не чувствовала себя счастливой. Особенно тяжело ей приходилось в годы болезни моего отца, когда он лежал в постели. Живых детей у нее было пятеро, я — старший. Ее любовь к нам, детям, была поистине самоотверженной.

Образование моя мать не получила, но любила книги, сама собиралась написать о своей жизни, прислушивалась к песням, записывала пословицы, заговоры. Знала разные травы, которым народ приписывает целебные и чудодейственные свойства, и верила в их силу. Говорила выразительным и ярким языком. Когда мы ездили в город, сама правила лошадью и не надевала рукавиц даже в мороз»[217].

Именно с материнским началом связано опорное ощущение святости женского начала, которое Семеновский пронес через всю свою жизнь. Сам природный мир, в котором он вырастал, «бедные селения» (Тютчев), с детства окружающие будущего поэта, хранили в себе потаенную красоту, напоминающую ему о самоотверженной любви матери.

Мне жаль тебя, такую хрупкую,
Мне жаль, что молодость твоя
Умчалась вспугнутой голубкою
   В недостижимые края.
Мне жаль твоих усталых рученек
И дней, загубленных в труде.
Твой каждый палец — светлый мученик,
   На каждом ногте — по звезде.
Ты — в дикой непролазной рамени
Надломленное деревцо.
Багровый ад печного пламени
   Всю жизнь сушил твое лицо.
Ты распиналась, как страдалица,
На коромысле расписном…
Но полно плакать и печалиться:
   Ведь все пройдет и станет сном.

(«Мне жаль тебя, такую хрупкую…»)

В этих и других стихах, посвященных матери, дает о себе знать тот особый софийный исток, который лежит в основании всего творчества Д. Н. Семеновского. Пора уже прямо сказать, что только с учетом этого истока открывается художественная глубина и уникальность литературного наследия замечательного русского поэта, с ранних пор чувствовавшего высшие основы земного бытия. И никогда Семеновский не уходил от миросозерцания, в котором жила древняя вера русского народа в единство природного и божественного начал, в то, что В. Соловьев называл Богоматерией, Вечной Женственностью.

Г. Федотов, объясняя, почему так дорог был православному люду киевский храм Святой Софии, писал: «Здесь земля легко и радостно возносится к небу в движении четырех столпов, и свод небесный спускается ей навстречу, любовно объемля крылами парусов своих»[218]. С таким «софийным» пониманием мироздания и связан, по мнению того же Федотова, культ Богородицы на Руси, отражение ее образа в русской духовной поэзии, где женская красота почти всегда связана с материнством. А потому «красота мира для русского певца дана не в соблазнах для страстных сил, а в бесстрастном умилении, утешительном и спасительном, но как бы сквозь благодатные слезы»[219].

Поэт Семеновский не мыслим без «благодатных слез», без молитвенного отношения к земному существованию. Навсегда в его памяти остался тот день, когда он пятнадцатилетним подростком ощутил миг какого-то озарения. «Идя полем, — вспоминал Дмитрий Николаевич, — я вдруг почувствовал гармонию. С этим чувством заснул. И долго после этого я ходил по полям, смотрел на зарево заката и прислушивался к чему-то, звучавшему в мире и в душе»[220]. Но из этого отнюдь не следует, что Семеновский не чувствовал дисгармонии окружающей жизни. Напротив, сознание первоначальной благодатности мира заставляло поэта мучительно остро воспринимать «визги, яростные лязги», которыми наполнена окружающая жизнь, заставляло отрицать социальную несправедливость. И здесь Семеновский снова следует народной морали, которая отразилась в духовных стихах, где, согласно Г. Федотову, «природа безгрешна и свята. Но человек сквернит землю тяжестью грехов. Его жизнь тяжка и беспросветна; она слагается из беспрерывных страданий. Отсюда эти слезы, которые застилают глаза певца даже тогда, когда он говорит о чистой красоте»[221].