«Ивановский миф» и литература

Потом — «теплая красота» материнства. Великая благодарность той, кто подарила миру «задумчивого русоголового мальчика», чувствующего свое родство с окружающей его природой. Сын для поэта — часть того «софийного» бытия, приобщение к которому возвышает человеческую жизнь. Вглядимся в стихотворный портрет мальчика, запечатленный в стихотворении 1940 года «Пришла пора, когда…»:

…Едва дыша, смотрел завороженно
На бабочек порхающих. Казались
Они ему воздушными цветами.
Как тихо он подкрадывался к ним,
Как бережно держал в неплотно сжатых
Ладонях эти странные цветы!
Однажды он увидел на тропинке
Умершего сухого мотылька
И, взяв его за радужные крылья,
Воскликнул грустно: «Бабочка увяла!»
Еще недавно он открыл,
Что все живое на земле, достигнув
Вершины роста, блекнет, исчезает,
Что маленькие люди постепенно
Становятся большими, а затем
Перестают существовать. О нет,
Он не желал расстаться с этим миром,
Великим и манящим. «Я хочу
Быть карликом, — сказал однажды он, —
Чтоб вечно жить на свете!» Милый мальчик,
Ты не остался карликом, ты стал
Высоким, тонким, словно юный тополь…

Мальчик из этого стихотворения — часть прекрасной природы, которая не может смириться с гибелью живой жизни.

Через четыре года сын поэта погибнет на войне. Жестокая память о потере вошла во многие стихи Семеновского. И в них на первом плане будет стоять образ матери погибшего солдата. Образ этот со временем обретает все большее лирико-эпическое звучание. В нем отзывается страдание и мужество тысяч и тысяч матерей, не дождавшихся сыновей с фронта:

Днями ты к еде не прикасалась,
Утешенья не было нигде.
Только снова, снова ужасалась
Ты своей беде.

Не убила страшная невзгода

Сил души взволнованной твоей.
Стойкая видна в тебе порода
Терпеливых русских матерей…

В стихотворении «Марковна» образ жены поэта предстает в историческом контексте, через видение, сошедшее со страниц потрясающего «Жития протопопа Аввакума»:

Тяжел был путь неведомый. Угрюма
И холодна Сибирь. Едва брела
Подруга протопопа Аввакума.
Упала и подняться не могла.

«Доколе, протопоп, нам эта мука злая?»

— «До самой смерти, Марковна!..» С трудом
Она встает и говорит, вздыхая:
«Добро, Петрович, дальше побредем!»

Женский образ в лирике Семеновского сороковых годов заставляет вспомнить Ярославну из «Слова о полку Игореве», над переложением которого поэт работал перед войной. В этом образе, безусловно, есть и черты Богородицы из цикла «Иконостас», вошедшего в первую поэтическую книгу поэта:

В радуге Божия горница.
С грустью на землю взирая,
Света святая поборница
Ходит полянами рая.

Травы сбирает целебные,

Звезды мерцают на плате.
Гимны поют ей хвалебные
Легкокрылатые рати.

Она в стихах сороковых годов, неся боль в раненом сердце, не перестает верить в добро и красоту. И именно ее присутствие в жизни поэта вносит ноту благодарности судьбе, какой бы тяжелой она ни была. Недаром лирическое «я» в поздних стихах Семеновского часто переходит в лирическое «мы». Они вместе и в радости, и в горе. Им обоим ведом дух высокого бродяжничества, который делает их свободными от мелкотравчатых страстей:

Мы с тобой — совсем бродяги:
Нам бы лишь леса,
Ледяной родник в овраге,
Тропка средь овса.

Мы с тобой — совсем цыгане:

Спать бы нам в стогу,
Жечь костер в ночном тумане
На сыром лугу.

И не надо нам богатства,

Лишь бы в смене лет
По дорогам любоваться
Нам на вольный свет.

(«Мы с тобой — совсем бродяги…»)