«Ивановский миф» и литература

Годы, испытания не сломили «очарованного странника» Дмитрия Николаевича Семеновского. Его негромкий, но такой чистый голос сегодня дорог тем, кто дорожит красотой слова в русской поэзии, благой вестью, заложенной в нем.

Поэзия Семеновского вносит в «ивановский миф» одну из самых светлых красок. Эта поэзия заставляет людей вспомнить о том лучшем, что в них есть…

Недавно в Иваново приехали земляки Семеновского из районного поселка Савино, недалеко от которого находится родина поэта — село Меховицы. Приехали, узнав, что современные вандалы разбили барельеф на доме, где долгие годы жил Дмитрий Николаевич. Теперь памятная доска восстановлена. На ней выбиты слова: «В этом доме с 1923-го года по 1960 год жил настоящий русский поэт Дмитрий Николаевич Семеновский». Может быть, в этой надписи, сделанной земляками поэта, и нарушены какие-то каноны мемориального письма, но по существу сказано правильно.

Глава VIII. Иваново в жизни и творчестве Анны Барковой

Анна Александровна Баркова родилась в Иваново-Вознесенске в 1901 году и прожила в нем до 1922 года. Потом она по приглашению А. В. Луначарского переехала в Москву. Жила в Кремле, работая личным секретарем наркома просвещения. В 1924 году произошел разрыв строптивой Барковой со своим высоким покровителем. Десять лет неустроенной московской жизни. В декабре тридцать четвертого — арест. Пресловутая 58-я статья. Потом — три лагерных «путешествия». География: Караганда, Воркута — Абезь, Кемерово — Иркутск — Потьма. В Москву возвратилась только в 1965 году, где и умерла в 1976 году.

54 года из прожитых семидесяти пяти Баркова прожила вне Иванова. Казалось бы, страшная «неивановская» жизнь должна была вытеснить память о городе, где прошли ее детство и юность, но этого не произошло. И в Москве, и в лагере Баркова постоянно оглядывается на свое ивановское прошлое, находя в нем в какой-то мере разгадку своей трагической судьбы.

Именно Иваново-Вознесенск, дом, где она родилась, настроили ее детскую душу на особое романтическое восприятие жизни. Анюта Баркова возненавидела ивановскую бытовую действительность. В незаконченной поэме «Первая и вторая» (1954), которая писалась в лагере, Баркова так вспоминала город своего детства:

Итак: она фабричной гарью
С младенческих дышала дней.
Жила в пыли, в тоске, в угаре
Среди ивановских ткачей.
Родимый город въелся в душу,
Напоминал ей о себе
Всю жизнь — припадками удушья,
Тупой покорностью судьбе.
Там с криком: «Прочь капиталистов!» —
Хлестали водку, били жен.
Потом, смирясь, в рубашке чистой
Шли к фабриканту на поклон.
«Вставай, проклятьем заклейменный!» —
Религиозно пели там,
Потом с экстазом за иконой
Шли и вопили: «Смерть жидам!»

Мистическая жуть русской провинции[267] с ее угарной скукой и судорожными, бессмысленными порывами к какой-то неизвестной, другой жизни — таким предстает Иваново-Вознесенск в этой поэтической зарисовке. Баркова по существу следует здесь за «черным» ивановским мифом, начатым В. Рязанцевым, Ф. Нефедовым, С. Нечаевым.

Что противопоставляется этой действительности? Первое и главное — личное, неповторимое, непредсказуемое я.

Уже с самого раннего детства Баркова чувствовала себя изгоем в окружающем ее мире. Дочь швейцара гимназии, она была нежеланным ребенком в семье, над которой витала мрачная тень вырождения. Четверо детей, родившихся до нее в этой семье, умерли. Анна родилась пятой. Непонятный, странный ребенок:

Она была бронзово-рыжей, курносой
И совсем-совсем некрасивой.
И горели только тугие косы
Закатного солнца отливом.

И глаза туманились ранней думой,

А порой в них лукавство играло.
Безудержно-веселого детского шума
Она всегда избегала.

И по углам она пряталась дико,

В одиночку смеялась, щурясь,
И тайно стремилась к судьбе великой
И боролась с внутренней бурей.

Чувство непокорности окружающей среде с детских лет формировали книги. Об этом Баркова писала в одном из своих лагерных стихотворений: