«Ивановский миф» и литература

Души неутоленность
И жажда бытия,
Последняя влюбленность
Замучили тебя.
Ты жертва зла, обмана,
Холодного ума.
О, мученица Анна
Духовного ума.

Словно бы комментируя эту эпиграмму, тот же Ноздрин писал в своем дневнике (запись от 4 февраля 1922 года): «Анна Баркова продолжает петь песни своего величия, умело и оригинально она бредит своим Воскресением, а настоящее для нее пока — будни, и будни мучительных казней плетьми, под ударами которых умирают ее песни. Это песни Лазаря в юбке хороши бы были, если бы они ютились и покоились где бы нибудь в интимном альбоме, незатейливой тетрадке, в них они, возможно, могли бы вылежаться и до действительного своего Воскресения. А пока все это нескромно…!»[272].

Демократа Ноздрина раздражает лирическая исступленность молодой поэтессы, кажущаяся ему душевной нескромностью. Но именно эта исступленность Барковой привлекала к себе Сергея Селянина — ивановского журналиста, критика, поэта, одним из первых откликнувшегося на поэтическую книгу Барковой «Женщина» в рецензии, названной им весьма знаменательно — «Душа неутоленная». Рецензент разглядел главное в поэзии своей землячки: «беспрестанное струение души»… «Ум и сердце — непрерывные враги… Они ведут постоянную вражду между собой. Постоянно расходятся в разные стороны»[273].

Баркова более, чем кто-либо, меняла представление об ивановской поэзии как о поэзии, основанной на известных традициях. И нужен был «человек со стороны», который мог по достоинству оценить уникальность ее поэтического таланта, представив его широкому кругу читателей. Таким человеком стал Анатолий Васильевич Луначарский, круто переменивший течение жизни молодой ивановской поэтессы.

* * *

Известно, что Баркова в пору ее работы в «Рабочем крае» подготовила к печати два поэтических сборника. Оба были предложены Госиздату. Первый из них «Душа неутоленная» получил отрицательный отзыв: «…стихи чужды нашей пламенной творческой эпохе, наводят тоску и уныние»[274]. Зато второй сборник «Женщина» (Пб: Гос. изд..), инициатором издания которого был Луначарский, увидел свет в 1922 году тиражом 6 тысяч экземпляров и сразу же был замечен критикой. Да и как было не заметить эту книгу, если восторженное предисловие к ней написал сам нарком просвещения: «… Посмотрите: А. А. Баркова уже выработала свою своеобразную форму, — она почти не прибегает к метру, она любит ассонансы вместо рифм, у нее личная музыка в стихах — терпкая, сознательно грубоватая, непосредственная до впечатления стихийности.

Посмотрите: у нее свое содержание. И какое! От порывов чисто пролетарского космизма, от революционной буйственности и сосредоточенного трагизма, от острого до боли прозрения до задушевнейшей лирики благородной и отвергнутой любви»[275].

Еще раз напомним, что книга «Женщина» была целиком создана в Иваново-Вознесенске и, следовательно, здесь, как и в неизданной книге «Душа неутоленная», отразились настроения, чувства, навеянные жизнью родного для поэтессы города. И действительно, Баркова творит в своих первых послереволюционных стихах свой «ивановский» миф.

Иваново предстает здесь прежде всего городом, в котором видны приметы наступающего желанного будущего, хотя путь в это будущее чреват личными трагедиями, гибелью природного Я:

Перестаньте верить в деревни.
Полевая правда мертва;
Эта фабрика с дымом вечерним
О грядущем вещает слова.

Мы умрем, мы не встретим, быть может,

Мы за правду полей дрожим,
Слепит очи, сердца тревожит
Нам фабричный творящий дым…

Эти фабрики «я» раздавят,

Наше жалкое «я» слепцов, —
Впереди миллионы правят,
Пожалеют дети отцов.

Мы боимся смерти и Бога,

И людских величия масс,
Нас осудят грядущие строго,
Рабских лет прочитав рассказ.

Поклонюсь же я смерть несущему

И истлею в огне перемен!
Я прильнуть хочу к грядущему
И брожу у фабричных стен.

(«Грядущее», 1921)