Иволга и вольный Ветер (СИ)

— А то! Он стал моим неизменным спутником с первой нашей незабвенной встречи и каждый раз, когда думал о тебе. Могу предъявить неопровержимое и несгибаемое доказательство этого, если у тебя имеются сомнения. Или тебе достаточно руку протянуть, чтобы нащупать это доказательство самостоятельно.

— Ещё чего! — выдохнула, окончательно сваливаясь в горячее смущение.

— Тебе не понравилось самой прикасаться ко мне?

— Да я и не… — трогала, ещё как! Обнимала, цеплялась, царапалась даже кажется. — Но не там же! И не прямо на дороге!

— Хм… Я тебя трогал ТАМ, выражаясь твоим языком. Тебе было это приятно? Думаешь мне будет менее приятно, если ты решишь в любой момент тоже потрогать меня ТАМ?

— Мы не можем вернуться опять к биографическим вопросам? — трусливо попыталась я срулить с такой скользкой темы. В прямом смысле, между прочим, потому что сразу в животе сладко потянуло-разогрелось, еще чуть и я вся промокну.

— А сведения о моей службе в десанте возбуждали тебя так же, как информация о том, что у меня на тебя дико стоит с первого взгляда и даже прямо сейчас?

— Нет. И я не… — опять! Как пластинка заевшая. — Зачем ты спрашиваешь меня о том, о чем прекрасно знаешь сам? Тем более в столь неподходящей обстановке.

— Затем, что хочу тебе открыть ещё одну восхитительную сторону наслаждения — говорить о нем. Вспоминать, переживая отзвуки того, что было. Предвкушать, как это будет совсем скоро. Фантазировать, как это могло бы быть даже в самых невозможных условиях. Смаковать подробности ощущений партнера, играть с его возбуждением. Это волшебное состояние, поверь, ты все время как будто немножечко под кайфом.

Под кайфом не бывала, сравнить не с чем, но что-то определенно со мной от его слов происходило.

— Как влюбиться?

— Ну нет. — прямо-таки пренебрежительно отмахнулся Ветров. — Влюбленность вечно отягощена всякими страдашками и тревогами смехотворными. А я предлагаю тебе наслаждаться состоянием кайфа без этой всей разочаровывающей шелухи. Хочешь узнать, о чем я фантазирую прямо сейчас?

Мелькнула паническая мыслишка отказаться от этой бесценной информации, но я себе тут же напомнила, что решилась на это приключение в компании Ветрова вовсе не за тем, чтобы отказываться от чего-либо не попробовав, так что кивнула, хоть сердце и сжалось, забилось, а ведь он еще и не начал.

— Ты как будто невзначай положишь руку на мое колено, меня тут же как током шибанет и весь загривок встанет дыбом и не только он. Будешь задумчиво рисовать легкие круги пальцами, якобы совсем не замечая, что я адски завожусь даже от такой малости от тебя. — голос Егора стремительно становился ниже и обретал легкую прямо-таки завораживающую меня хрипотцу, — Что уже ерзаю, потому что член ширинку намертво подпер и дышу, как паровоз.

— Разве ты не будешь ощущать при этом… дискомфорт? — спросила, стараясь глядеть только перед собой, хотя это мало помогало. Кончики пальцев покалывало, будто я уже водила ими по грубой джинсе.

— Конечно буду чуток. Но этот дискомфорт называется предвкушением и он великолепен. Хочешь слушать дальше? — я снова кивнула. — Ты станешь все смелее, но все так же легко-легко водить по моему бедру, приближаясь мучительно медленно к паху, а я даже, скорее всего, не выдержу и взбрыкну разок-другой, умоляя ускориться. Но ты еще немного помучишь меня, а потом сразу положишь свою ладонь поверх моего члена, обхватишь по-хозяйски. Я тут же ударю по тормозам и съеду на обочину, потому что уже ни черта не буду видеть и соображать, все мои мозги и нервы будут там, где ты меня трогаешь.

Во рту стало сухо-сухо, в голове шумело и одновременно опустело, освобождая место для картин, которые туда помещал Ветров. Я увидела его оскаленным, рвано дышащим, как в моменты нашей близости, с этим голодным, взрывающим меня изнутри взглядом, под которым нет никакой возможности остановиться или отказаться от чего-либо.

— Я рвану ремень … и пуговицу с молнией … желая помочь тебе добраться до меня поскорее. — Ветров говорил все более отрывисто, бросая на меня короткие обжигающие взгляды, от которых заерзать захотелось мне. То и дело пальцы в обуви поджимались, а уши начали гореть. — Ты, может, тихо засмеешься моему лютому нетерпению … но я сожру твое веселье в поцелуе … заставлю обхватить член пальцами и сжать. Это будет трындец как хорошо … меня шибанет. И снова, когда ты сожмешь и проведешь кулаком по стволу до головки и обратно, размазывая влагу, которой я щедро протеку.

— Каким это будет наощупь? — вылетело из моего рта раньше, чем я осознала, и с изумлением уставилась на свою сжатую в кулак правую руку.