В то время как Аграфена Ивановна корила себя, казнилась душой, в Штопалихином доме царствовала та радостная, озаряющая всех и вся суетливость, какая приходит вместе с давно желанной, но неожиданной вестью. Надёнка, узнав, с какою целью заявилась к ним Авдотья Степановна, приняла приличествующий ее юному возрасту и положению вид, то есть вспыхнула вся, не проронив ни единого слова, заперлась в горнице, в немыслимо короткое время переоделась, выпорхнула в заднюю избу легкой нарядной бабочкой, набросила на узкие девичьи свои плечи жакет, чмокнула сперва мать, затем дорогую гостью в щеки, сверкнула карими, огромными на худом личике глазами, выбежала на улицу, а тремя минутами позже уже сидела одна в своем кабинете, перебирая без всякой цели лежавшие на столе какие-то ведомости, счета, накладные, путевые листы; руки ее в точности воспроизводили тот ералаш, который был сейчас в ее голове: потом ей потребуется не один день, чтобы привести в порядок все эти бумаги. Пока же, собрав в кучу, она ворошила их, комкала, роняла под стол, поднимала, снова стряхивала под ноги, мяла там, прокалывая острым каблуком туфельки, входившей только что в моду. Вскоре к ней стали заглядывать люди, спрашивали ее о чем-то, чего-то требовали, совали ей под нос какие-то бумажки с колонками каких-то цифр, но лица людей расплывались перед ее глазами, а бумажки она брала, совала в общую кучу и глядела, не видя, на человека, который протягивал руку и требовал возвращения своей бумаги — ее всего-навсего требовалось лишь подписать и вернуть посетителю. Словом, Надёнка была как в угарном чаду, и не ее вина, что входившие в бухгалтерию люди не понимали этого. Но и их винить нельзя, и вообще никого нельзя винить, потому что в жизни человека бывают минуты, когда он как бы разом переселяется в иной мир, неведомый и загадочный, когда еще и сам не знает, что это за мир и как он туда попал, а люди, пришедшие к нему в том реальном, будничном мире со своими реальными и будничными докуками, люди эти не в состоянии понять такого человека.
Надёнкина мать, напротив, тотчас же поставила все на практическую ногу. Поначалу она тоже выказала радость, но не столь бурно; причиною тому были как раз практические соображения. Она опасалась того, что ее сватья возгордится сверх всякой меры, коли увидит особенное сияние на ее, Штопалихином, лице. Чтобы этого не случилось, Матрена заломила по старинке такую кладку за свою дочь, что у сватьи глаза едва не выскочили из орбит.
— Креста на тебе нет, Матрена! Какая кладка? Ты, знать, забыла, в какое время живешь? — изумленно вопрошала Авдотья Степановна, решительно не ожидавшая такого оборота дела. — Коли так, готовь приданое побогаче. Бесприданница нам не нужна. — Припугнув собеседницу, Авдотья Степановна выжидающе примолкла, изобразив на своем челе обиду.
Матрена Дивеевна, почувствовав, что малость пересолила, поторопилась успокоить сватью:
— Да это я так, для смеху, какая нынче кладка, какое приданое! Лишь бы любились, жили дружно. А мы бы, старухи, радовались да дивовались на них…
— Вот и я так думаю, Дивеевна! — подхватила, светлея лицом, Авдотья Степановна. Но все-таки добавила: — А свадьбу надоть сыграть по-человечески. Не шибко громкую, но все ж таки…
— А как же, — быстро согласилась Штопалиха, — что мы, ай хуже других людей. Такую пару нужно всему миру показать, чтобы с поездом, чтобы постель пронесть по главной улице, чтобы с девишником…
— О девишнике ты, мотри, зря, Дивеевна. Не согласится Авдей. Жизнешка-то сейчас больно тижелая, не до девишников. Да и с поездом будет загвоздка. В колхозе осталось десятка три лошадей, и те клячи, а на быках не повезешь невесту с женихом.
— У соседей, в Панциревке попросим. У них, вишь, лошади посытее.
Решив этот вопрос, они приступили к другому — стали определять день свадьбы. Обеим хотелось сыграть ее как можно быстрее; не открываясь друг другу, боялись одного — того, как бы Авдей не передумал; с ним могло такое случиться, от его матери не укрылось его какое-то лихорадочное, беспокойно-болезненное состояние, его смятенность, когда он в неурочный час прибежал домой и прямо с порога объявил о желании жениться на Скворцовой. Матрена же, хоть ничего такого и не видела, тревожилась тем, что новость эта свалилась на нее и ее дочь слишком уж неожиданно; многоопытная в житейских делах, она не могла не думать о том, что такое быстрое решение Авдей мог принять под влиянием какой-то большой размолвки с Феней, что со временем он может остыть, отойти душой и станет искать примирения; значит, надо торопиться, надо ковать железо, пока оно горячо…
— Чего тянуть? В воскресенье и справим. У Надёнки постель готовая. Самогону несколько четвертей нагоним, заколем по баранчику — и с богом, — сказала Штопалиха.
Авдотья Степановна сейчас же согласилась с ней.