Ивушка неплакучая

Позднее пришли «бронированные» Архип Колымага и комбайнер Степан Тимофеев. Женщины про себя подивились тому, что до сих пор еще не было среди мужиков Тишки, который, по всему, должен был бы притопать первым. В конце концов и его предупреждающее покашливание послышалось в сенях, некоторое время бригадир царапал с той стороны дверь, нашаривая ручку. Какая-то из молодых солдаток не преминула заметить, да так, чтобы услышали все:

— Чего скребется, чего шарит, будто первый раз сюда…

Маша лукнула в сторону солдатки короткий сердитый взгляд. Та мигом примолкла, смиренно поджав губы, вязальные спицы замелькали в ее пальцах.

Тишка наконец отыскал скобу, вошел в избу, да не один, а в сопровождении своей Антонины, не пожелавшей на этот раз отпускать мужа одного. Антонина прихватила с собой связанный наполовину шерстяной носок, а Тишка — большой и плотно набитый самодельной махоркой кисет, который немедленно пошел по рукам, быстро «теряя в теле» на глазах огорченного и скрывающего изо всех сил огорчение хозяина. Впрочем, очевидно, Тишка предвидел заранее, какая участь постигнет табачные его припасы, потому что нижняя толстая губа с трудом удерживала огромную самокрутку, ее должно было хватить на добрый час усиленного курения.

Пока Тишка и его Антонина рассаживались, перекидывались с мужиками и бабами мало значащими, но неизбежными в таких случаях словами, дядя Коля из своего уголка внимательно вглядывался в лица своих помощниц. В вечных хлопотах, в беготне и суете, какими полнился день от зари и до зари, он как-то не находил минуту, чтобы присмотреться к каждой из них, приметить перемены в лицах, а сейчас, когда собрались вместе и сидят так близко от него, он мог это сделать. Останавливаясь стариковским своим глазом то на одной, то на другой, он чувствовал, как что-то брало в тиски его сердце: как же они исхудали все и постарели! И за что, за какую провинность выпало им такое наказание?! Дольше всех глядел украдкой на Степаниду Луговую, она хоть и постарела, подурнела, как все, но в глазах ее не было прежней молчаливой и глухой отрешенности, и в последние дни она все больше и больше удивляла его, старика, своими поступками. Надо же было случиться, что одна свиноматка опоросилась в пору, когда на ферме не было кормов, когда через прохудившуюся крышу длинного сарая лились потоки дождевой воды, когда животные по уши вязли в назьме и грязи. Десять дрожащих поросят-недоносков тыкались в черное брюхо матери, тщетно отыскивая соски, отталкивая друг дружку, визжа и кусаясь. Степанида, помогавшая Тихану Зотычу вывозить на быках навоз, случайно услыхала разговор двух свинарок:

— Что нам с ними делать теперь? Вот наказание-то!

— А ты не знаешь что? Закопаем в навоз — и делу конец. Что ж им мучиться?

— А коль узнают?

— Кто узнает? Окромя нас, их никто и не видал.

— Ну, может, ночью?

— Знамо, не теперь.

Дождавшись, когда свинарки ушли обедать, Степанида забралась в клеть, положила поросят в мешок и унесла к себе домой. Нагрела ведерный чугун воды, выкупала и принялась отпаивать похлебкой, забеленной молоком (благо, корова ее продолжала еще кое-как доиться). Вечером, придя в правление за нарядом, — трактористки уже заняты были на разных работах — рассказала о случившемся председателю. Дядя Коля не стал подымать шуму, велел лишь своей жене выделять толику молока от их коровы для поросят, которых призрела в своей избе Степанида. Пока что никто из присутствующих на этих посиделках не ведал, не знал про то. Свинарки тоже помалкивали, хотя таинственное исчезновение поросят немало беспокоило их: вдруг откроется, что их разворовали, растащили по домам колхозники? Тогда свинаркам пришлось бы держать ответ: что да как, почему, мол, недоглядели? И они примолкли: не бежать же навстречу своей беде!

В полночь совершенно неожиданно (не для Фени, разумеется) к подворью Соловьевой подкатил на паре райисполкомовских лошадей Федор Федорович Знобин, автомобиль его вместе с шофером совсем недавно отправили на фронт. В избе сейчас же все смолкли, лишь хозяйка засуетилась, отыскивая место для внезапных и важных гостей: с секретарем райкома была незнакомая завидовцам худая высокая женщина. Взяв из ее рук небольшой мешочек, Знобин высыпал на стол крендели и несколько больших комков рафинаду. Солдатки разом ахнули от такого неслыханного, прямо-таки невероятного богатства, а Федор Федорович пояснил:

— Сахарку военные подбросили, а баранки пришлось утащить прямо с хлебопекарни. Сам бы я не рискнул на такое преступное дело, да вот Советская власть благословила, — и он указал на улыбающуюся женщину. — Знакомьтесь, Наталья Петровна Фетисова, новый председатель райисполкома. Избрана недавно вместо ушедшего на фронт Семена Отставного. — Федор Федорович попросил: — Вы, хозяюшка, налаживайте самовар, а я лошадей заведу во двор.

Однако его опередили Павлик Угрюмов и Мишка Тверсков.

— Мы сами, дядя Федя! Вы грейтесь! — крикнул Павлик и выскочил из дома.