Из архивов тайного суда

– Небось гр`oшей нет, оттого и – с гулькин нос. Подбросить им, что ли?

– Ну-ну, не больно-то!.. Ишь еще – «подбросить»!…Да они, увидишь, и сами себе подбросят, банк там какой-нибудь грабанут⁴⁷, или еще чего – ребятки-то не промах.

– А эсеры как?

– Гм, эсеры?.. Насчет эсеров дело темное… Тоже, кажись, как и эсдеки, в расколе.

– У все-то раскол!

– А ты думал! Революция!..

Наконец Фома обратился ко мне:

– А ты знай, служилый. Даже коль сейчас не выгорит – все равно лет через десять, много пятнадцать, все равно придет наше времечко! Так что давай все же, служилый, прибивайся к нам!.. Не сейчас – так тогда. Когда снова настанет.

«Черта-с два, господа упыри!» – подумал я, имея в виду и это их предложение, и обещание, что-де когда-либо еще настанет их время.⁴⁸

Фома покачал головой:

– Не трать слова, брат, этот служилый, сам видишь, непрошибаемый.

– Et stupide comme un enfant⁴⁹, – вздохнул Лука. – Ничего, когда-нибудь сам поймет, да будет поздно. – И неожиданно предложил: – Может, все же по старой памяти – какую-нибудь помощь? Я – касательного этого самого Аспида…

Старая память подсказывала, что дорого мне может стоить их доброта, Фома, однако, к моей полной неожиданности, вставил:

– Wir geloben⁵⁰, совершенно… – И добавил, насиля себя: – Совершенно даром.

Да неужто же?!

– Вы что ж, теперь социалисты, товарищи монархи? – не удержался я. – Ах, да! в духе времени!..

– Ну… в какой-то мере… – отозвался Лука. – Да и к тому же…

А Фома продолжил:

– К тому же, крыса он поганая, этот ваш Аспид! Вон сколько за свой разбой хапнул, с нами и не подумал поделиться. В то время, как наши бедные подданные…

– …в слезах и муках… – не преминул всплакнуть Лука, – …за каждую копеечку, за каждый медный грошик…

– Так что, – подытожил более крепкий Фома, – если там по части допросить с пристрастием, так мы, ты ж знаешь, умеем.

О, мне ли было не знать!..

От их услуг я, однако, твердо отказался. Уж увольте, граждане упыри-социалисты, управлюсь как-нибудь сам, без ваших даровых услуг!

– Ладно, – махнул рукой Лука, – раз гордый такой… Только имей в виду: скоро – Пантелеевка…

– М-да, Пантелеевка… – подтвердил Фома.

– Ну и что? – спросил я. Это название мне ровно ничего не говорило.

– Сам увидишь чт`o. И на этот случай…

– Вот, служилый, держи, – сказал Фома. – Тоже даром, совсем даром… – С этими словами он сунул мне в руку какой-то небольшой мешок.

Из мешка воняло угольной гарью. Я заглянул в него и увидел, что там лежат две грязные куртки-спецовки, какие носят железнодорожные машинисты и кочегары, две пары таких же грязных штанов, два путейских картуза, а, уже полностью обвыкнувшись в темноте, отметил, что монаршии одеяния нынче состоят из таких же самых спецовок.

– Тебе и генералу твоему, – пояснил Лука. – А то, знаешь ли… Пантелеевка… Вспомнишь там нашу доброту!

Решительно ничего не понимая, я, дабы не вступать в препирательства (поскольку грядущее дело подхлестывало меня), взял у них мешок, раскланялся и двинулся сквозь вагон. В спину мне слышались прощания со стороны граждан монархов и их уродцев-сотоварищей, звучавшие на языцах «всего мира голодных и рабов». Затем монархи хлопнули в ладоши, и уже в тамбуре я услыхал, как хор бодро затянул в духе времени: «Вихри враждебные веют над нами…»

По тяжести в карманах я отметил, что оба пистолета уже снова там. М-да, умело!..

« …Знамя великой борьбы всех народов

За лучший мир, за святую свободу…» –

неслось мне в спину.

Так, в сопровождении революционной «Варшавянки» я, готовя себя к предстоящему, и вступил в наш салон-вагон.

8-я глава

Допрос. – Их высокопревосходительство изволят ходит ь. – Фиаско.

Четверо солдат, уже одетые по всей форме, держа винтовки, сидели в своей каюте, брюнет же и блондин, в каюте напротив, опять давали храповицкого, а их наганы покоились на столике. Господин толстовец лежал на своей верхней полке, отвернувшись лицом к стене, и, по-моему, тоже все-таки уже спал, хотя запах копченой колбасы по-прежнему густо присутствовал в каюте. Я растолкал его:

– Вставайте, господин Балуев, я нашел для вас подходящее место.

– А?.. Что?.. – Он спустился на пол и спросонья ничего не понимал.

– Давеча вы изволили проситься в другую каюту, не так ли? Так вот, я ее для вас нашел. Вещи можете пока не брать, только туфли наденьте, в коридоре грязно. Ну, не стойте, ступайте же!

– А?.. Да, да… – забормотал он. – Уже не обязательно было… Впрочем…

Через полминуты я втолкнул его в каюту, где сидели солдаты.

– Но тут уже и так четыре персоны! – возмутился было он, но я сказал:

– Ничего, верхние полки свободны, так что полезайте, полезайте.

Он что-то еще нудил, чем-то возмущался, но я поспешил захлопнуть дверь и затем, бросив на пол свой мешок, растолкал храпевших брюнета и блондина.

Они с трудом приподняли головы:

– Что, уже?..

– Приехали?..

– Вы, во всяком случае, приехали, господа, – жестко сказал я. – Так стало быть, ротмистр де Бертье и прапорщик Волынцев, не так ли?