Из архивов тайного суда

Они лишь заморгали в ответ. Я сделал вполне театральную паузу, затем не спеша достал из кармана телеграмму и сказал:

– А вот начальство Одесского Охранного отделения телеграфирует… Догадываетесь, о чем?

Да, судя по их виду, кажется, уже догадывались – глаза у обоих по-хитровански забегали.

– Телеграфирует… – Затем я отчеканил: – …что таких офицеров у их в Отделении нет.

Оба в этот миг поглядели на свои наганы, что меня лишь развеселило: «Ну-ну, давайте-ка, господа!..»

Брюнет буркнул:

– Ладно, прищучили… Ну пошутили мы с ним малость малость, что с того?

– Иначе ж в Питер не проедешь, – добавил блондин, – вот и пришлось приврать… Что, ссаживать будешь? Ты что, кондухтор?

– О. нет-нет, – весьма зловеще улыбнулся я, – уж ссаживать вас пока не стану, вы мне пока на кое-какие вопросы ответите. – И все так же жестко спросил: – Из каких будете, господа залетные? Из карманников, из медвежатников, или из какой другой «масти»?

– Ты что, судебный следователь, что ли? – спросил блондин.

– Считай, что так.

– Вот в управу свою сперва доставь, тогда и допрашивай… – Он осклабился: – Коль доставишь… – и рука его стала медленно скользить к нагану.

Я ответил:

– До управы – это вам бы еще живыми доехать… Что сомнительно.

Теперь осклабился брюнет:

– А что, теперь уже – пеньковый галстух за безбилетный проезд? Это ты, коль доедешь, в управе своей грозись, а тут неча.

– Во-во, – поддакнул блондин, – не грозись, мы, чай, пуганые… А то сразу, понимаешь, пеньковый галстух…

– Будет вам и пеньковый, – пообещал я. – А покуда вы мне скажете, в каком вагоне следует… – И произнес грозным голосом: – …ваш Черный Аспид!

Оба они мгновенно вспрянули и разом схватились за наганы.

В следующий миг они уже ныли, придерживая вывихнутые руки:

– Здоровый, да?..

– Не старые времена, чтоб вот так вот, с членовредительством…

В ответ на это оба получили от меня по хорошему тычку, отчего блондин молча выплюнул на пол один зуб, а брюнет, держась за разбитый нос, прогнусавил:

– Ежели ты судебный, то не имеешь рукосуйствовать, чай, не при крепостном праве! Ты сперва до «Крестов» доставь, а не то…

– Вам бы обоим сейчас о другом думать, – перебил я его.

– О чем?

– О том, как живыми остаться.

Блондин смотрел с недоверием:

– Прибьешь?

– Если без меня найдется желающий…

Я наскоро объяснил им, что Аспид на каждое дело берет себе в помощь двух вот таких дурней, причем обязательно одного – блондина, другого – брюнета, и всякий раз после дела с непременностью убивает обоих.

– Ведь он вам деньги посулил за какое-то дело в Петербурге, не так ли, господа недоумки? – спросил я.

Они смотрели на меня вопросительно. Я продолжал:

– Так вот, будет вам, дурням, вместо денег, костлявая с косой.

Переглянулись.

– Не, не смогёт, не та птица, – проговорил блондин.

– Кишка тонка, – согласился с ним брюнет.

– Птица он как раз та самая, – сказал я, – но, может быть, и вправду «не смогёт» (а он вполне даже «смогёт)! И вовсе не потому, что у него «кишка тонка», а лишь по той простой причине, что здесь, рядом с вами, нахожусь я, а я иногда, уж не извольте сомневаться, умею быть пострашнее любых на свете аспидов.

Вообще-то применять допросы с пристрастием я до крайности не любил, даже было пожалел на миг, что отказался от помощи свих упырей-спутников из соседнего вагона. Обычно я полагался на увещевания.

Для начала я взял со столика большой нож, которым они, должно быть, резали ненавистную господину толстовцу колбасу, и помахал им перед их носами. Теперь на их лицах нарисовался истинный испуг.

– Извините, господа, если сейчас доставлю вам некоторые небольшие неудобства, – по сему случаю вспомнил я и повторил когдатошную фразу Аспида.

С этими словами сорвал с верхней полки простыню господина толстовца, мигом исполосовал ее ножом на ленты, из этих лент скрутил жгуты и в несколько минут связал по рукам и ногам своих пленников. Высвободиться из таких моих пут еще никому не удавалось. Когда я вязал их вывихнутые руки, они постанывали от боли.

– Ничего, господа, – пообещал я, – это еще только начало, дальше будет больней.

Связанные руки у них теперь торчали впереди, как лапки у кроликов.

– А вот теперь, господа, – продолжал я, – будет гораздо больнее. Сейчас начну вам поочередно ломать пальцы по одному. Итак, у меня в запасе двадцать ваших пальцев. И уверен, что уже после десятого, а то и ранее, вы скажете мне все что знаете и про Аспида, и про то, на какое дело в Санкт-Петербурге он подбил вас.

С этими словами я потянулся к руке блондина, более, как мне показалось, трусливого, и понял, что, похоже, и без ломки пальцев удастся обойтись. Он в ужасе воскликнул:

– Стойте!.. Аспид… Так ведь он же, Аспид… Он же вовсе!..

Однако в этот самый момент со стороны «покоев» донесся истошный женский крик. Кричала, безусловно, Юлия Николаевна. Медлить я не мог, а блондин никуда не денется, еще будет время его допросить.

Я мигом заткнул им рты кляпами из остатков простыни и, неведомо зачем схватив мешок (впопыхах и не такое бывает), я ринулся к двери, ведущей в «покои», мгновенно открыл ее отмычкой, в темноте нащупал шнурок и зажег электрический свет.