Из бездны — к небесам

Маркиз ничего не ответил, но, когда он, поставив на стол стакан, вместе с Уоллингхемом направился в столовую, между его бровями залегла глубокая складка.

Когда он после отъезда Бранскомба поднялся наверх, чтобы поговорить с Кистной, в ответ на его стук появилась миссис Дос. К удивлению маркиза, не приглашая его войти, она сама вышла в коридор, осторожно закрыв за собой дверь будуара.

— Я хочу видеть мисс Кистну, — резко бросил Олчестер.

— Я думаю, милорд, будет лучше, да простит мне ваша светлость подобные слова, не беспокоить ее сейчас, — ответила миссис Дос. — Она очень расстроена, и я пытаюсь убедить ее лечь отдохнуть.

Губы маркиза сжались. Он хотел сказать очень многое, но не миссис Дос.

— Тогда передайте мисс Кистне, что я хочу видеть ее за обедом, — ответил он.

Теперь, когда Кистна отказалась спуститься к обеду, маркиз чувствовал раздражение и досаду, но к ним примешивалось еще одно чувство, которому он не мог подобрать названия.

Обед, как всегда, был великолепен, но маркиз, казалось, не замечал вкуса предложенных ему изысканных блюд, и их разговор с Уоллингхемом то и дело прерывался длительными паузами. Когда обед был окончен и слуги вышли, маркиз произнес:

— Полагаю, мне удалось взять реванш даже успешнее, чем я ожидал. Раз Бранскомб сравнительно легко согласился записать на счет Кистны требуемую мной сумму, он, несомненно, весьма заинтересован в этом браке.

Перегрин промолчал.

— Похоже, вас это не радует. А мне казалось, что вы терпеть не можете Бранскомба, — заметил Олчестер, — Это действительно так, но мне не нравится то, что ненависть к нему делает с вами.

— Со мной? — удивленно переспросил маркиз.

Уоллингхем помолчал, подбирая слова.

— Моя мать всегда говорила, что ненависть, как бумеранг, возвращается к тому, кто ненавидит, и причиняет ему больше вреда, чем тому, против кого она направлена.

— Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать мне таким странным способом, — ответил маркиз надменно. — Но не думаете же вы, что я должен был спустить Бранскомбу его непорядочную выходку во время розыгрыша дерби?

Перегрин ничего не ответил, и маркиз продолжал:

— Я уверен, что мой план мести весьма изящен и заслуженное возмездие не только унизит Бранскомба, но и больно ударит его по карману!

— Меня уже тошнит от разговоров о Бранскомбе! — с раздражением воскликнул Уоллингхем. — Эта идея мести превратила вас в чудовище. Я бы предпочел, чтобы Бранскомб, мошенничая, выиграл дюжину дерби, чем смотреть, как вы строите заговоры и плетете интриги. На мой взгляд, это унижает ваше достоинство!

Маркиз был поражен. За годы знакомства с Уоллингхемом дружба сблизила их сильнее, чем если бы они были братьями, но Перегрин никогда не говорил с ним в подобном тоне.

Маркиз был уже готов дать волю своему раздражению, но вспомнил, что слуги ждут, когда они уйдут из столовой, и могут услышать его слова. Он поднялся и позвонил в золотой колокольчик.

Дверь буфетной немедленно распахнулась.

— Вы звонили, милорд? — спросил, появляясь на пороге, дворецкий.

— Пришлите в библиотеку графин бренди, — распорядился маркиз и покинул столовую, размышляя о том, как ответить на обвинения Уоллингхема и доказать ему, что он, искажая намерения друга, в сущности, поддерживает Бранскомба.

Они перешли в библиотеку, которую Олчестер предпочитал всем другим комнатам, если хотел побыть один или в сугубо мужской компании.

Сумерки еще не наступили, но в библиотеке уже горели свечи, и в их мягком свете цветные кожаные переплеты книг на полках вдоль стен до самого потолка, покрытого изысканной росписью, выглядели особенно привлекательно.

Маркиз, впрочем, вряд ли замечал это, занятый своими мыслями. Когда дворецкий поставил на стоявший рядом с креслом столик графин резного стекла, он первым делом наполнил рюмку Уоллингхема и спросил:

— Вы, конечно, отправили обед мисс Кистны наверх, в ее комнаты?

— Конечно, милорд, я сделал это немедленно, но обед вернулся нетронутым. Мне сообщили, что юная леди не будет обедать.

С этими словами дворецкий вышел, а маркиз сказал раздраженно:

— Что за нелепость! Она не может отказываться от обеда, ведь она еще до сих пор недостаточно окрепла после трех лет жизни впроголодь!

— Очевидно, она слишком расстроена.

— Расстроена? — переспросил Олчестер, — Чем она может быть расстроена? Когда я смотрю на Бранскомба, как бы он ни был мне неприятен, мне всегда кажется, что он весьма привлекателен с женской точки зрения.

— Возможно, Кистна так не думает.

— Откуда вы это взяли? — спросил маркиз раздраженно.

— Мне кажется, что ответ на этот вопрос очевиден.

— И поэтому она дуется, прячась от нас в своих комнатах? Что с ней происходит? Боже милосердный, она получила шанс сделать самую блестящую партию, о которой любая женщина может только мечтать! Ее будущее обещает быть приятнее, чем если бы ей пришлось самой зарабатывать себе на хлеб.

— Она действительно собиралась сделать это?

— Она говорила что-то в этом роде. Естественно, я ответил ей, что единственно, в чем она имеет опыт, это работа в приюте. Но мне кажется, что с нее достаточно и того, что она там вынесла.