Из бездны с любовью

Рассеянно слушая болтовню Дашки, нащупала в кармане гладкую фигурку, сжала в пальцах. Хорошо, что эта дура Гулька попала в психушку. Не будет больше ныть и клянчить деньги. И куколка Ксюхе останется. Классная куколка, похожа на длинный ключик, видно, что старинная, из серо-голубого камня, дорогая вещь. Гулька где-то украла, хоть и врет, что нашла. Ксюха подарит куколку Латифчику, когда он вернется. Она давно перестала плакать. Арабы любят своих детей, пусть поживет у отца. И она свою судьбу устроит. Все получилось к лучшему.

Она вытащила куколку из кармана, положила перед собой. Светло-серая с голубым отсветом фигурка со сложенными руками перед грудью. Пальцы рук и босых ног вырезаны точно, до крохотных блестящих ногтей. Покрывало накинуто на левое плечо, спускается складками гладкой ткани. Волнистые волосы скреплены двумя лентами, кудрявые пряди свисают с обеих сторон каменного лица. Глазницы вытянуты к вискам, правая пустая, мертвая, а в левой сохранился глаз из ракушки и синего камня. Камень вспыхнул под лампой голубым огнем. Второй камень, яркий, как огонь, вставлен в кулон на серебряной цепочке, трижды обвивающей правую ногу. Рядом с кулоном висит странный плоский ключ. Дорогая вещь…

Она не услышала, как открылась дверь и кто-то вошел в магазин. Только когда на прилавок легла тень, она подняла голову. От таких покупателей толку нет, одна морока. Пенсионерка, а может, и бомжиха, глаза слезятся под черепашьими веками, а космы из-под драного платка выбились черные, блестящие… Потянуло болотом, горькой ивовой корой, камышом… Старуха что-то пробормотала и указала кривым пальцем на бутылку воды.

– Сорок рублей, – бросила Ксюха, – это не тебе… ага, желтоватые такие… классные… да ты че!.. И куда? В Крым?..

Старуха достала из недр дырявой кофты пятитысячную, положила ее на прилавок, рядом с куколкой. Нет, ну бывают же такие тупые старушенции… и хитрые, как крысы… пенсию небось тремя бумажками выдали, вот и прибежала с утра разменять…

– Сдачи нет! – Ксюха отвернулась. – Крым – это классно… на море триста лет не была… ага, в волнах попрыгать…

Краем глаза она увидела, что бомжиха еще топчется у прилавка, и, повысив голос, бросила:

– Не ясно, что ли?.. Нет, это не тебе! Ходют тут всякие… потом конфеты пропадают…

Что ответила Дашка, Ксюха не услышала. Гортанно и хрипло каркнуло рядом, горячая волна ударила сверху и оглушила, и свет погас, а потом вспыхнул снова – слепящей алмазной звездой…

Глава 27. Гуля в гнезде

Ночь не приносила успокоения обитателям Гнезда. Штор на окнах не было, призрачный свет фонарей лился сквозь решетки, покрывал кровати и лица черной сеткой. Женщины ворочались, стонали, бормотали, храпели, вскрикивали. Гуле казалось, что она лежит на дне реки, среди рыб, бьющихся в неводе. Она поднималась, подходила к окну, смотрела вниз, на черную клумбу и черные дорожки. В первые ночи на клумбе сидел Тёмка, шапочка горела зеленым змеиным глазом, и Гуля начинала кричать и трясти решетку, сдирая в кровь кожу на пальцах. Появлялась заспанная медсестра, быстро и умело заламывала ей руки, оттаскивала от окна и валила на кровать. Втыкала в ногу иголку, прямо через рубашку, не протирая. Приходил сон, но не приносил покоя. Во сне была та же река и невод, только вместо рыб – стая крокодилов, они каркали и тянули к ней лапы с накрашенными кровавыми когтями. Гуля узнала, что «вязка» гораздо хуже смирительной рубашки, потому что если привяжут к кровати, то отвяжут нескоро и не допросишься в туалет. А в смирительной можно и сидеть, и ходить. Но в первые дни она ничего не замечала, ей было все равно. Приходили какие-то люди, задавали одни и те же вопросы. Худая девица в джинсах появлялась чаще других, уводила Гулю в кабинет с большим столом, где просила ее рисовать и складывать кубики. Гуля вначале пыталась ударить девицу в пухлый рот, но та ловко уворачивалась, и только раз Гуля смогла дотянуться и расцарапать тонкую руку с тяжелым кольцом на пальце. Это кольцо особенно не нравилось Гуле, камень его был рыжим, как Тёмкины волосы. Где-то она видела такой камень… Где? В голове у нее все перемешалось, трудно вспоминать. Она ждала, что девица вызовет санитаров и ее отведут в палату и привяжут, но та даже не охнула, молча вытерла кровь, заклеила царапину пластырем, сняла кольцо и спрятала в карман. Потом невозмутимо попросила:

– Гулия Тимуровна, расскажите о вашем детстве. Вы помните вашего отца?

Они никогда не говорили с матерью об отце. Как-то Гуля увидела в кладовке старый чемодан и открыла его. Там было несколько альбомов, и в одном, на первой странице – большая фотография. Родное лицо. Чем дольше она на него смотрела, тем сильнее давило в груди, так что стало больно дышать. Спрятала альбом в чемодан и задвинула его обратно под полку. Хорошо, что в тот день у нее было несколько рублей, она побежала в магазин на углу, и Ксюха налила ей стакан, и комок в груди расплавился, растворился, исчез…