Из бездны вод - Летопись отечественного подводного флота в мемуарах подводников (Сборник)

Так неожиданно подворачивал Терехин разговор под свой характер, и все, кто слушал в центральном посту шутливую полемику, улыбались. А это главное. Сменится вахта - вся лодка будет знать, как "отбивался" командир от штурмана и механика. И пустяковый, казалось бы, разговор поднимает настроение экипажа.

Когда я собирался в этот поход, комиссар бригады счел нужным подчеркнуть: "Помните, вы идете не только как заместитель бригадного инженера, но и как полномочный представитель политотдела". Я был членом партийной комиссии бригады, поэтому замечание комиссара приобретало смысл задания.

Среди разных нужных мне материалов я взял в поход папку с газетными вырезками.

В ту пору многие фронтовики, и я в том числе, с нетерпением ожидали статей Алексея Толстого, Ильи Эренбурга, стихов Александра Твардовского и Алексея Суркова, выступлений многих и многих других любимых писателей. Некоторые статьи, стихи, очерки я любил перечитывать и для таких случаев завел папку, куда собирал понравившиеся мне материалы из газет. Папка пополнялась в течение всей войны и достигла внушительного объема. Кроме этой папки, я захватил материалы и по военно-исторической тематике... Все это теперь очень пригодилось.

Чтение газетных материалов в то время было, как говорится, статьей особой. Воспроизвести реакцию моряков, которую вызывала иная статья военного времени или очерк, мне не под силу. Все, что печаталось с фронтов, очень часто напрямую переплеталось с мыслями о доме. Представьте себе, что вы родом из Смоленска или из Ростова, и вам в отсеке читают о том, как ведут себя гитлеровцы на оккупированной земле... Я помню, как старший матрос Пантелеймон Кондрицкий закрывал рукой лицо, когда однажды в газете сообщили о зверствах фашистов в Виннице. У Кондрицкого в Винницкой области осталась вся семья. Помню выражение лица матроса Николая Хохлова, когда в сводке Совинформбюро что-то сообщалось о Курской области. Не мог сдержать переживаний рулевой-сигнальщик, мой однофамилец, Павел Мирошниченко - родом из Харьковской области. С какой жадностью слушал каждое сообщение о Ленинграде старшина Михаил Кожарин!

Казалось бы, трудносопоставимые по масштабам понятия: огромная страна, миллионы людей, втянутых в водоворот войны, тысячи городов, несметное число деревень и тесный отсек "малютки", в котором собралось от силы человек семь-восемь... Но - удивительное дело! В этот отсек, оказывается, вместился весь Союз, вместился самым реальным образом, ибо от каждого находящегося здесь человека вдруг тончайшие нити потянулись на Украину, в Ленинград, в Белоруссию, на Волгу. И ничего удивительного не было в том, что подводники, которые хладнокровно переносили разрывы глубинных бомб над головой, не могли порой сдерживать слез при чтении газетного очерка...

Перископ мы с Павлом Мирошниченко обнаружили одновременно. Павел нес на мостике вахту, я же, несколько злоупотребив правами представителя штаба бригады, поднялся наверх подышать. Поднялся и на минуту ослеп от яркого солнечного света.

Каждому подводнику известно это опьянение от воздуха и света. Только пробыв много часов внутри тесной стальной трубы, какой была "малютка", можно наконец прочувствовать, что такое пространство и какая роль отведена ему в жизни человека.

"Малютка" всплыла, чтобы начать зарядку аккумуляторной батареи, и в это время мы с Павлом увидели по корме с небольшим смещением вправо перископ. Это могла быть только немецкая лодка.

Зная, что в таких случаях следует команда "срочное погружение", я нырнул вниз, опередив команду на какое-то мгновенье. Через несколько секунд вся верхняя вахта уже была в центральном посту, а сама "малютка" проваливалась под воду. Торпедные аппараты готовились к выстрелу. Терехин намеревался атаковать.

В подобных случаях командир, как говорят подводники, приводит перископ на корму: то есть маневрирует таким образом, чтобы перископ вражеской лодки оставался строго за кормой. Попасть в корму практически невозможно. Терехин же сразу положил "малютку" лево на борт и развернул ее в лоб немецкой субмарине. Впоследствии этот первый наш маневр безоговорочно был признан ошибочным. В ясной ситуации Терехин поступил вопреки железному правилу, при развороте "малютка" на какое-то время подставила противнику борт...

* * *

...Уже час тянется подводный поединок. За это время мы не раз меняли глубину, приводили противника на корму, уменьшали и прибавляли обороты. Время ползет медленно, дышать все труднее. Торпедные аппараты готовы к выстрелу, но стрелять вслепую Терехин не хочет.

Я смотрю на Юрия Бойко: он как будто бы спокоен, но вот пальцы... Пальцы выдают инженера-механика, он старается их напрячь, вместо того чтобы расслабить, и от этого они дрожат еще заметнее.

- Чего дрожишь?

- Холодно...

- Кой черт холодно! В июле!- У меня вспотел лоб, но, честно говоря, совсем не от духоты.

- Не попадут они,- говорю.- Представь себе иголку на дне корыта, а у тебя, скажем, десять маковых зерен... Сколько у тебя шансов попасть в иголку?