Жуткое создание… лоснящиеся смоляным отблеском крылья, маленькая головка на тонкой и длинной шее. Мощные когтистые лапы вытянуты вперёд, а огромный клюв раскрыт. Чёрное оперение присутствует на хвосте и на крыльях, а туловище почти голое. Тварь близко, растопырилась, а перья от напора воздуха затрепетали. Эта махина будто на меня рушится. Сейчас вонзятся когти, клюв размозжит голову!
Выстрелило ружьё, и, вслед за ним, как по команде, затрещали автоматы. Я надавил на спуск. Ох, ёлки зелёные, приклад, словно молот, вбил плечо в рюкзак! Птичка вильнула: может, её ошарашили неожиданно громкие звуки, а, может, несколько пуль нашли цель! Не нравится? Получи ещё! Глупая тварь, до неё пока не дошло, что она больше не охотник, она — дичь! Лапы вытянулись, птица, картаво вскрикнув, нырнула к земле. Суматошно захлопали крылья, взбаламученный воздух колыхнул траву, и накатила волна зловония.
Тварь накрыла выбранную жертву, а взлететь не смогла; тяжеловатой оказалась для подранка добыча. Шипя и каркая, птица плюхнулась на землю. Не помню, как я очутился рядом с бьющейся грудой перьев и кожи. Надо бы стрелять, да боязно зацепить извивающегося под тушей товарища! Я упал наземь — теперь ствол автомата смотрит снизу вверх. Крыло бьёт по земле где-то рядом, меня обдаёт смрадным воздухом. «калаш», коротко прогрохотав, замолкает — магазин пуст. Но попал я хорошо, только перья полетели. Тех пуль, которыми я нашпиговал монстра, ему оказалось достаточно!
Я присел на корточки рядом с издохшей птицей, и поздравил чудище с неудачным выбором жертвы; никаких шансов поднять грузное тело — тварь лишь сумела немного проволочь Савку по земле, на том её успехи и закончились. Может, птица не собиралась куда-то тащить механика, хотела лишь размозжить клювом голову, а потом, в более располагающей обстановке, насладиться мертвечинкой. Но и тут не срослось: у Савки хватило сил и реакции, чтобы сжать ручищами птичью шею. Он собрал все силы, пытаясь свернуть голову злобной птахе, лицо у него перекосилось и сделалось кирпичным. Механик напирал, скорее всего, не замечая, что противник давно издох.
— Всё, Савка, всё! Отпусти курицу, никуда она не убежит, — Партизан, пытаясь успокоить, теребил друга за плечо. До Савелия начало доходить, что он в этой битве победил! Пальцы неохотно разжались, и механик выбрался из-под туши. Савелий оказался цел, и почти невредим. Только куртка изрядно порвалась, и на обнажённой груди кровоточили глубокие царапины. «Плохо дело» — вяло подумал я. Судя по смраду, исходящему от трупа, падаль — привычная для птицы еда. В раны могла попасть любая дрянь.
Лечить героя взялся Леший. Пойло из фляжки щедро пролилось на порезы, Савка морщился, иногда сквозь сжатые губы вырывалось шипение. Я протянул механику оброненный им автомат.
— Как я её? — Савка налился гордостью, на кирпично-красной от перенапряжения физиономии зажглась улыбка. — Видели?
— Лихо, ничего не скажешь, — похвалил друга Леший. — Не дёргайся. Сильнее пощиплет, быстрее заживёт. Верный способ, у кого хочешь спроси. На, глотни. Это чтобы изнутри убить заразу. И для кишков полезно, и для мозгов, и от волнения первое средство.
Нахлынула тяжёлая усталость. Автомат показался неподъёмным, руки бессильно повисли. Я молча смотрел на суету вокруг птицы. Подумалось, что она вовсе не такая огромная, как мне с перепуга вообразилось. Крылья, если мерить от кончика до кончика, шагов десять будут, а туловище вряд ли больше четырёх, если не считать хвост и голову. Но секира зазубренного клюва — это нечто! Насладившись зрелищем поверженного монстра, я подошёл к Архипу. Профессору сделалось нехорошо: бледный, почти зелёный, он сидел на земле, лоб и щёки лоснились от пота, капелька повисла на кончике носа.
— Эй, профессор, — съязвил Партизан. — И что думает о таких птичках наука? Изучай, пока есть время.
— Да что-то не хочется, ребятки, — Архип махнул рукой. — Ну её к чёрту! Наизучался. Знаете, что-то я растерялся. Пока вы стреляли, я в травке прятался. Лежал и… будто парализовало. Вы уж простите!
— Не бери в голову. Успеешь, настреляешься, — неожиданно участливо сказал Партизан, — Ты сейчас вот что, ты Савелием займись, ладно? Ободрала его птичка. Как бы плохого не вышло. Про лекарства не соврал? У тебя, точно, есть?
— А, это, — Архип махнул рукой в сторону брошенного им рюкзака. — Всё честно. И стрептоцид, и антибиотики, и шприцы. Где пациент?
Спокойнее, когда над головой шуршат ветви, а вокруг виднеются дома, хотя эти дома — лишь жалкие развалюхи, а деревья — уродливые, раскоряченные, непомерно большие яблони. Пусть так, зато горизонт не видно; чувствовать себя выставленным на всеобщее обозрение — не по мне!