Из боя в бой. Письма с фронта идеологической борьбы

Рано утром пятидесятичетырехлетний рабочий–цемент- щик Андре Улье, участник двух войн и бывший партизан, кавалер военного креста и военной медали, расклеивал листовки, воспроизводившие антивоенный плакат известного французского художника Фужерона. На этом плакате была изображена девочка под градом бомб; подпись гласила: «Чтобы воспрепятствовать этому, нужны единение и действие. Надо спасти мир во всем мире!»

Дело было в самом центре района, на улице Республики, в двух шагах от мэрии. К Улье подошел полицейский Ноаи и выстрелил в пего в упор с дистанции в три метра. Это было хладнокровно задуманное и выполненное преднамеренное убийство. Один из сослуживцев убийцы так прямо и сказал корреспонденту одной газеты: «Мы знаем, что Ноан умышленно убил Улье и что убийство не имеет никаких оправданий, но нам запрещено об этом говорить под страхом наказания».

Впрочем, и сам убийца не скрывал того, что он сделал. В печати был опубликован его детальный рассказ о том, как он увидел Улье у высокой доски для афиш, как слез с велосипеда, как поднял пистолет и выстрелил. И после всего этого представитель кабинета префекта полиции заявил: «Мы поддерживаем нашего агента, выполнившего свой долг». Убийца остался на службе в полиции.

И вот похороны скромного цементщика, отдавшего свою жизнь борьбе за мир, парижане превратили в могучую и грозную демонстрацию. К серому дому у площади Турель, двери которого были задрапированы широкими траурными полотнищами с серебряными инициалами покойного, с утра шли тысячи и тысячи людей, невзирая на то что полиция ночью арестовывала всех расклеивавших объявления о похоронах. Широкий тротуар на целый квартал был завален венками из живых цветов.

Дул резкий, холодный ветер. Люди были одеты легко, но никто не замечал стужи. Стопятидесятитысячная толпа, заполнившая к двум часам дня все прилегающие улицы и площади, стояла сурово и смирно, окаменев в гневе. Здесь были рабочие, ученые, писатели, домохозяйки, здесь были коммунисты, католики, беспартийные. У многих на груди висели боевые ордена. Подошла старая женщина, положила между двумя венками несколько цветов, медленно отошла. «Мой сын убит немцами, — сказала она, — а Андре…» Она запнулась, потом добавила: «Подлец Ноан не лучше боша». Подошли видный поэт, известный художник. Обнажив седую голову, стоял задумчиво у подъезда скромного дома, в котором жил це- ментщик Улье, знаменитый геолог Франции.

В два часа пять минут десятки знаменосцев склонили знамена. Нежно и печально запели фанфары. Из дома вынесли гроб с телом Андре Улье. За гробом шли руководители Французской коммунистической партии Торез, Дюкло, Кашен.

Траурная процессия растянулась на несколько километров. Люди шли и шли сплошной стеной, неотразимые в своем движении. Вот осталась позади площадь Турель. Вот улица Республики, по которой крался убийца вслед за своей жертвой. Вот плакат: «Здесь был убит Улье». Невысокий забор, доска для объявлений. Кафе. Все такое будничное, привычное. Но… тут был убит Улье!

Вспомнишь об этом, и сразу же мирная улица парижского предместья преображается в передний край фронта.

Вот здесь‑то, в этой огромной толпе, шедшей за гробом цементщика Улье, я и столкнулся впервые с Андре Фу- жероном. Художник, нарисовавший острый политический рисунок, воспроизведенный на листовке, за распространение которой был убит Улье, шел за гробом с непокрытой головой, суровый и сосредоточенный, наклонившись чуть–чуть вперед против ветра.

Обращаясь к шагавшему рядом писателю, Фужерон негромко сказал:

— Ты знаешь, я никогда не волновался так, как сегодня… Ты был прав — бывают случаи, когда и карандаш художника становится боевым оружием…

Чтобы в полной мере понять, как важно было для Фу- жерона прийти к этому выводу, являющемуся бесспорной истиной для советских художников, надо было вспомнить сложный и извилистый путь, пройденный этим талантливым мастером.

Андре Альфред Фужерон родился в Париже в семье рабочего. Ходил в начальную школу, удалось окончить лишь первую ступень. Учителя хвалили шустрого мальчугана; он был смышленый. Прилежно учился рисованию. Пойти бы учиться в школу изящных искусств! Куда там… Андре стал металлистом. Но карандаша и красок не бросал. Продолжал учиться в вечерней школе.

Подрос — призвали в армию. И даже там в свободные минутки Фужерон рисовал, хотя капрал глядел на эту вольность недобрым оком. В 1935 году Андре вернулся в Париж. Начинались бурные годы: в Германии набирал силы фашизм, во Франции шла борьба за создание На- родпого фронта, в Испании еще никому не ведомый генерал Франко готовил свой мятеж, в далекой России люди строили новые заводы, организовывали рекордные полеты, осваивали Арктику и укрепляли армию. Все яснее становилось, что дело идет к новой мировой войне.