Кроме заботы о внешнем возвеличении христианской религии, Константин изыскивал пути к утверждению христианства в сердцах людей, насколько это было возможно в его положении. Он не отказывался прямо учить людей христианскому боговедению. Это составляет очень замечательную черту в жизни Константина. Но для того, чтобы учить других истинам христианской религии, нужно самому быть хорошо образованным вообще и знать христианское богословие в частности. И мы действительно видим, что Константин прилагал немало труда к своему просвещению для того, чтобы принять на себя ответственную обязанность наставника и руководителя других в области христианского учения. Евсевий хвалит в Константине, помимо других качеств, и его ученость (1, 19), и не без основания. Первый христианский император принадлежал к лицам просвещенным. Его знания были средством к достижению высших религиозных целей. Он знал философию, ознакомился с греческими философами Платоном, Сократом, Пифагором, но свое знание философии старался подчинить религиозному ведению. Он, например, хорошо понимал, что Платон есть «наилучший из всех философов», однако Константин не обольщался этой философией, потому что ему известны были слабые стороны философской системы Платона, в особенности по сравнению с христианским откровением. Он не чужд был знания классической поэзии, но не разделял восторгов язычников, слишком высоко ставивших своих поэтов. По воззрению Константина поэты не могут считаться учителями религиозной истины, какими их считали язычники, потому что в их творениях так много очевидной лжи, не свойственной тому, кто возвещает действительную истину о природе Божественной. Из поэтов Константин отдавал полное предпочтение лишь одному Вергилию, ибо у этого римского поэта Константин, подобно некоторым христианским ученым древности, находил предсказания относительно христианских событий, например, о рождении Спасителя от Девы, о наступлении блаженных времен для бедствующего рода человеческого. Вергилия он назвал «мудрейшим из поэтов» и пользовался его творениями для доказательства христианского учения о приготовлении всего рода человеческого к принятию Искупителя. Константин изучал книгу Сивилл, имевшую значение священной книги для язычества. Этой книгой венценосный ученый интересовался не потому, что произведение это имело такую важность в языческом мире, но потому, что древнехристианские учителя находили в ней прикровенные указания на времена и явления христианские. Константин занимался книгой Сивилл в интересах христианства. Но больше всего и усерднее всего царь занимался изучением Священного Писания и различных вопросов, имеющих отношение к христианскому богословию. Об этом отчасти можно составить себе понятие по тем вопросам, какие занимали его богословствующий ум, и на какие он давал посильное решение. Например, ему представлялись вопросы: возможно ли Богу сделать человеческую волю лучшей и более кроткой, в чем сомневались некоторые скептики его времени? Откуда произошло название Сына Божьего? Что это за рождение, когда Бог только один и чужд всякого смешения? Или: сколько основательности в мнении, высказываемом некоторыми нечестивцами, что Христос наш был осужден справедливо и что Виновник жизни, Сам на законном основании лишен был жизни? Конечно, нужно иметь очень пытливый богословский ум, чтобы обращать внимание на такие богословские вопросы, как сейчас указанные. При изучении Священного Писания, Константина, в особенности занимали вопросы о ветхозаветных пророчествах и их исполнении. Значит, он был толкователем Св. Писания. Его толкование приобретает особенный интерес в том отношении, что при толковании пророчеств ветхозаветных он пользуется, как средством уяснения пророчеств, личными наблюдениями над исполнением их, личным опытом. Так, читая пророчество Иеремии, что Мемфис и Вавилон опустеют и с отечественными своими богами останутся необитаемы (Пер. 46, 19), царь находил, что предречение пророка исполнилось во всей точности. «И это, говорю я не по слуху, замечает венценосный экзегет, но утверждаю, как самовидец: я сам был очевидным свидетелем жалкой участи тех городов». Константин не оставлял без внимания и современную ему христианскую литературу. Он читал произведения этой литературы, насколько представлялся к тому случай. Несомненно, с некоторыми из современных ему епископов Константин вошел в очень близкие отношения главным образом потому, что ценил их христианскую ученость. По этому именно побуждению он был очень дружен, например, с Евсевием Кесарийским (3,60). От Евсевия он получал богословские сочинения, написанные этим епископом, читал их с живым удовольствием и поощрял автора к дальнейшим трудам на этом поприще. Обо всем этом свидетельствует следующее письмо царя к Евсевию. Получив от этого последнего сочинение о Пасхе и прочитав его, царь пишет Евсевию: «Изъяснять важный, но затруднительный вопрос о праздновании и происхождении Пасхи, есть дело весьма великое, ибо выражать истины божественные бывают не в состоянии и те, которые могут понимать их. Весьма удивляясь твоей любознательности и ревности к ученым трудам, я и сам с удовольствием прочитал твой свиток и многим, искренно преданным божественной воле, приказал сообщить его. Поэтому, видя, с каким удовольствием принимаем мы дары твоего благоразумия, постарайся как можно чаще радовать нас подобными сочинениями, к которым ты приучен самим воспитанием; так что, когда мы возбуждаем тебя к этим привычным занятиям, то мы только поддерживаем твои собственные стремления. Столь высокое мнение всех о твоих сочинениях показывает, что тебе не бесполезно было бы иметь человека, который твои труды переводил бы на латинский язык, хотя такой перевод большей частью не может выражать красот подлинника» (4, 34–35).