Из дневника фотолюбителя. Сборник рассказов

Без крошки хоть какой-то еды просидел я эти дни на холодной родниковой воде. На третий или четвёртый день память то покидала уже меня, то возвращалась. И под утро какого-то дня он развязал мои руки, снял цепь, ударил меня под зад ногой и прохрипел:

— Пошёл, говнюк, пей дальше, нюхай, будь, как я! — И быстро исчез за дверью.

А у меня сил не было встать, хотя мысль скрыться от этого человека не покидала меня по-прежнему. Отполз я в угол и жду в холодном поту, когда дверь откроется и появится мой мучитель. Думал, что теперь придёт голову мне рубить, а мечтал я о куске хлеба. Незаметно задремал и в забытьи решил, что наберусь вот сил и убегу, а уж потом он меня точно не найдёт и никогда я сюда не вернусь.

Проснулся, а рядом — хлеб и другая всякая радость для живота, наелся, хотел убежать, а, видно, слабый был и уснул опять. Сколько спал, не знаю, открыл глаза — брат ненавистный рядом и опять я прикован цепью.

— Пошёл я, слышь, двоюродный, — сказал он и хлопнул дверью так, что упала штукатурка.

Почти неделю, а может, больше его не было. Изжевал я всё, что валялось вокруг меня, высасывая из тряпья, обуви что-то липкое. Потом сожрал даже с удовольствием своё засохшее за эти дни дерьмо, этот зверь ведь не отпускал меня даже по нужде. Спасала вода, много воды, которая стояла рядом. Большая бочка с чистой водой, хотя уже и тёплой, но вода была самой большой радостью и спасением. Я пил её, окунал голову в бочок, обливал одежду, но приберегал её, не забывая, что вода может тоже закончиться. И мысль оставить свою голову в этой воде навсегда всё чаще стала посещать меня, обычно под ночь я забывался в голодном непонятном бреду.

Он пришёл так же неожиданно, как и всегда, привёл козу с собой и, главное, принёс хлеб. Большую булку хлеба он держал под рукой, я сразу увидел её, услышал запах хлеба всем своим нутром.

— Пей вот из-под козы молоко, — успел я услышать, как он буркнул и потерял сознание.

Теперь хлеб он давал мне по маленькому кусочку. Я мочил его в воде и ел. Хлеб для меня стал самым лучшим лакомством. Через три дня он опять снял цепь, освободил меня и всё повторилось. Пнув меня, как обычно, он прохрипел знакомые слова:

— Иди куда хочешь, пей, браток двоюродный, будь, как я.

У меня уже силы появились, может, от козьего молока, почувствовал я злобу лютую на него, и однажды в ночь захрипел у меня внутри зверь, поднял топор над ним, но опустить не смог, отбросил страшное оружие в сторону, да так что стена задрожала, а брат даже не шелохнулся в этот момент, продолжая лежать. Только утром говорит мне:

— Ну что ж, — рубанул бы, двоюродный. — У меня тоже жизнь кособокая, и свернуть опять с дороги мне не страшно.

Понял я, что он всё слышал, но не пошевелился и даже не испугался, наверное. У меня только слёзы хлынули от его слов — подросток я был ещё, шестнадцать только исполнилось. Отбросил он меня вниз лицом, да как зашипит:

— Клянись, что человеком будешь, а не пропащим!

Умывался я кровью из разбитого лица, а он тыкал меня в пол и повторял:

— Не мужик ты, слово твоё дерьма не стоит!

Опять приковал меня цепью и ушёл, не сказав ни слова. А вечером принёс бутыль самогона и давай заливать его мне в рот.

— Пей, браток, ты его любишь, пей, двоюродный, будь, как я, — шипел он мне в ухо.

Я выкручивался как мог из его цепких лап, но вскоре самогон решил своё дело, я забылся, а что потом было, припомнить уже не мог. Проснулся с разбитым лицом, но без цепей на ногах и свободными руками. Дверь открыта настежь, рядом — коза, а двоюродного нет в доме. И, удивительное дело, первая мысль у меня, как гвоздь воткнулась в мозг — коза голодная, надо её кормить. Никогда такого со мной не случалось, я не знал забот ни о ком, а тем более о животном. Я вскочил, огляделся, на столе стоял самогон, меня даже стошнило от его вида, смотреть не мог в ту сторону, где он стоял. Сам подумал, что коза лежала рядом, чтобы меня согреть, видно, привязалась она за это время ко мне, и теплом повеяло в моей душе от этой мысли, от присутствия живого существа со мной.

Утро следующего дня не забыть мне никогда. Открыл глаза и сразу почувствовал в теле необыкновенную лёгкость. Ну народился, что ли, я снова, подумалось мне, и всё тут! Радость в душе появилась непонятная, как будто счастье поёт мне свою песню. Непривычное состояние, даже растерялся я поначалу. Вышел я во двор, топор тот самый на глаза попался. Поднял его и стал бревно, что лежало во дворе, отёсывать, просто так, не думая ни о чём. А чем дольше работал, тем больше хотелось мне тяжёлую мужскую работу делать.

Сейчас, когда прошло с тех пор много времени, думаю, что само моё тело молодого растущего мужчины просило работы, без работы ведь человеку не прожить. Такая уж природа человеческая есть. А тогда так вот, неожиданно для самого себя, с большим желанием начал я строить дом. Материал мой брат двоюродный уже заготовил, может, сам строиться собирался. О своих планах он никогда не делился со мной, да и стал бы я в то время моей разгульной жизни слушать его, о чём-то серьёзном интересоваться.