Побежал по проходу через весь зал ко мне.
– Вы должны отмежеваться!
– От Толстого? Никогда!
– Не валяйте дурака, идите выступите!
– Идите сами.
И еще один забавный случай. В Риме группа туристов от Союза писателей встретила в Ватикане Юру с хорошенькой переводчицей. Одна из туристок, вернувшись на следующий день в Москву, тут же позвонила мне и сладчайшим голосом сказала, что видела Юру в компании с прелестной девушкой. Когда Юра позвонил, я строго спросила:
– С кем ты был в Ватикане?
Юра расхохотался: «Я так и знал, увидел их и понял: первое, что сделают по приезде домой, – позвонят тебе».
В Венеции Юра познакомился со множеством интересных людей, и был подарок – подружился с итальянской журналисткой Лией Львовной Вайнштейн. Должна сказать, что дружбу Юра ценил высоко. Дорожил друзьями, заботился о них, был снисходителен к их человеческим слабостям. Аксенов, Панкин, Тендряков, Медведев, Гладков, Кардин, Левицкий, Гинзбург (конечно, припоминаю не всех) – люди во многом противоположные, но в главном – обладающие бесценным качеством надежности. Им можно было доверять, с ними можно было – обо всем...
С Лией Львовной они сошлись так легко, будто знали друг друга давным-давно. И впрямь могли знать. Младенческие годы Лии Львовны тоже прошли в Хельсинки, и они вполне могли вместе играть на бульваре или гулять по лесу в Ловизе. Не так уж много было в Финляндии малышей, лепечущих по-русски.
Лия Львовна – большой знаток и ценитель русской литературы. Проза Ю. В. интересовала ее давно, она следила за его творчеством. Ее мнение, ее советы были всегда интересны Юре.
Лия Львовна приняла самое деятельное участие в маленьком смешном скандале, происшедшем в сицилийском городке Монделло, куда Юру пригласили на некий симпозиум с последующим вручением премий. Даже намекнули, что, вполне возможно, премию получит и он. Все это описано в рассказе «Смерть в Сицилии». Но фоном шла другая история. Журнал «Эпока» предложил Ю. В. написать о Толстом. О том же попросили и Генриха Бёлля. Должен был получиться двойной портрет. Предложение очень лестное, и деньги заплатили авансом немалые.
Но в Монделло приехал в широкополой соломенной шляпе один из служителей муз России. Что-то на симпозиуме его не устраивало (то ли почтение недостаточное оказали, то ли пресса была невнимательна). В общем, он дал корреспонденту все той же «Эпоки» очень маленькое и очень гадкое интервью. В нем как-то задел и Юру. Юра рассердился почему-то на журнал, решил статью о Толстом у них забрать и аванс вернуть.
Лия Львовна уладила этот инцидент. А «героя» этой истории Юра, как всегда, на удивление быстро простил. Встретились в ЦДЛ, тот начал было лепетать какие-то оправдания, Юра махнул рукой: «да ладно».
Из Монделло Юра прислал несколько открыток и в каждой писал: «Почему-то мне кажется, что приедем сюда еще раз вместе». Я побывала в Монделло через несколько лет после его смерти... Но все равно вместе...
А вот в Болгарию в октябре мы поехали вдвоем. Правда, один секретарь Союза писателей, узнав, что в списке делегации есть и моя фамилия, сказал: «Пусть Трифонов урегулирует свои семейные отношения». Прошло немного лет, и С. «регулировал свои семейные отношения» с помощью изданий, должностей, казенных дач и прочих благ, которыми тогда распоряжались секретари.
Юру в Болгарии ждали. Его там любили, и нас передавали с рук на руки. Ездили к морю – Варна, Золотые пески, маленький городок Толбухин... А в Боровце уже лежал снег, и потянуло домой...
Дома ждал незаконченный роман об Азефе, ждали рабочие тетради.
Из рабочих тетрадей.
1979 год