Днем бабушка и тетя Айно пошли готовить еду, мы выбежали на небольшую лужайку перед окопом. Был солнечный, теплый день. Ройне нашел круглую черную коробку с блестящими тоненькими колесиками внутри. Он позвал нас в баню. Большой банный котел был наполнен прозрачной холодной водой. Мы сунули туда руки, горстями брали воду, мыли лица, мурашки побежали по телу.
Ройне открыл коробочку, положил одно колесико в печку и поджег, огонь вырвался на нас, мы выбежали из бани. На лужайке стоял сарай. Мы начали бросать коробочку через крышу сарая. Ройне бросал с той стороны, а мы ловили. Вдруг из леса начали стрелять из винтовок взрывными пулями. Одна пуля упала рядом с ногой Ройне, у него даже немного поцарапало ботинок, мы побежали в дом. В кухне сидели немецкие солдаты и их командир. Дедушка объяснил нам, что это офицер, и что до революции русские командиры тоже были офицерами.
Немцы были другими, совсем непохожие на наших красноармейцев. У них все блестело и скрипело: сапоги, ремни, пуговицы — у них было все новое. Солдаты уселись за нашим столом на длинную деревянную скамью, положили свои ружья на стол и начали их чистить. Я, Арво и Ройне встали к стенке напротив, мы смотрели, как они чистят свои ружья. Вдруг один солдат показал пальцем на пол и проговорил:
— Gib mir Papier [15].
На полу лежал клочок газеты, я подняла его и подала ему. Он вытер руки и снова бросил ее на пол. Арво спросил:
— Ты что, понимаешь по-ихнему?
Я кивнула.
— Врешь…
Вошла младшая тетя Айно, поздоровалась по-немецки и велела нам уйти в другую комнату. Там, за большой русской печкой, сидела вся наша семья, говорили о немцах, а тетя шепотом сказала:
— Мы сейчас похоронили русского солдата.
Все замолчали. Она рассказала, что отправилась навестить старшую тетю. Все то время, что стреляли, она просидела у окна и видела, как несколько красноармейцев выбежали из траншеи, которую вырыли летом ленинградцы на той стороне речки, и как сзади к ним подбежал немец с автоматом и начал стрелять. Через некоторое время тетя услышала стон и крик, она отправилась на тот берег реки. Там она увидела двоих — один был мертв, а у второго — весь живот в крови. Он громко стонал и просил пить. Тетя взяла его фляжку, набрала воды из речки и напоила его, но он стал стонать и кричать еще больше. Тетя вернулась обратно, а через некоторое время, когда немцы уже перешли на наш берег, а красноармейцы ушли в лес, все немного успокоилось, тетя пошла к соседке, тоже нашей родственнице Катри, чтобы вдвоем притащить раненого домой. Они отправились на тот берег, захватив с собой половик. Когда они втроем положили раненого на половик, он потерял сознание и уже не пугал их своим криком. Они перетащили его в дом к старшей тете, там решили промыть его рану и залить ее йодом. Они разрезали его залитую кровью одежду и увидели, что у него весь живот разорван и из него вывались внутренности. Старшая тетя смочила белую тряпку йодом и положила на рану. Раненый пришел в себя, застонал и скоро умер. Тети похоронили его за домом, а документы солдата решили спрятать, чтобы когда-нибудь передать его родным.
В нашу дверь кто-то громко постучал. Дядя Антти сказал: «Да», в комнату вошел высокий молодой herr lieutenant и что-то сказал. Тетя Айно ответила ему по-немецки. Он еще что-то сказал и сел на маленькую зеленую скамейку около нее. Они долго разговаривали. Офицер говорил быстро и громко, а тетя — очень тихо и медленно. Когда он ушел, все стали спрашивать, про что он говорил. Тетя рассказала, что офицера ужасно удивляет все, что он видел здесь, в России. Когда он был еще маленьким, его отец мало зарабатывал, и они тоже жили плохо, но так — никто не жил. Он слышал много о том, что Россия — самая богатая и самая нищая страна в Европе, но никто не мог представить такого…
Он все повторял: «Это надо видеть своими глазами…». В тех странах, через которые он прошел, нигде так не живут: грязь, нет дорог, и уже сейчас, осенью, нечего есть, кроме картошки и черного хлеба, люди одеты хуже нищих, а сколько запущенной, невспаханной земли. Вот когда мы победим и кончится война, говорил он, мы организуем все иначе. Так никто не будет жить. В первую очередь, надо уничтожить коммунизм.
Тут дедушка встал на свои полусогнутые ноги и громко проговорил:
— Коммунистов надо прогнать, с этим пора покончить. Он, конечно, прав, теперь будет порядок в России.
Но тетя ответила ему, что немцы убивают и захватывают и те страны, где вовсе нет нищеты, коммунистов и колхозов. Этот же лейтенант только что сказал, что он прошел через страны, где не живут так, как мы.
Вдруг мы услышали жуткий крик нашей соседки Анни. Она жила с маленьким сыном Тойво, мужа ее взяли на фронт. У Анни был громадный живот, бабушка вскрикнула: «Рожает!» и побежала к ней. Вернулась она поздно вечером и с порога сообщила:
— Двойня — мальчик и девочка.
Вечером к нам пришла старшая тетя Айно и начала уговаривать младшую тетю пойти с ней в Гатчин, но дедушка и дядя Антти отговаривали идти в такое время.