Тем временем медведи захлестнули хвостами второго червя, с сожалением косясь на объедки первого. Обрели подходящие для транспортировки кондиции и потащили добычу к перевалу. До склона буксировка проблем не доставляла, но лазать по горам с такими кондициями — смешить людей. Однако, сдувшись, червя наверх не втащить — а дохлый он может трансформироваться только в гниющую падаль. Причём, довольно быстро. Эта ситуация была не раз обкатана: супруги-мандарины пристроились за согнутым подковой червём и пали на колени передних ног. И вот так ракообразно, поставив на попа блины, принялись толкать добычу, облегчая процесс. Уполовинить эту груду мяса — бросив остальное — дублям приходило в голову не чаще идеи освоить гадание на картах. Или выучиться вязать носки. Мужики тоже подсуетились, соорудив себе постромки, но их вклад в общее дело был, скорее, морально-этическим.
Главная закавыка была в том, что привал никак не вписывался в техническую сторону вопроса. Но вскоре на вершине перевала показались Дубль-Ри с папой. Они радостно гыгыкнули и покатились навстречу своему обеду. Вчетвером медведи допёрли его с грехом пополам до вершины и дружно повалились отдыхать. Наруга хохотала до колик, когда Дубль-Ри подполз к червю на брюхе и вгрызся ему в бок. Передние лапы разрывали толстенную шкуру, а задние сучили в сладостном нетерпении, натыкаясь на собственные хвосты. Вниз червяк катился своим ходом, обдирая шкуру и натыкаясь на валуны. Медведи съезжали следом, периодически задавая ему пинками ускорение.
Риг лежал на прежнем месте и подрёмывал. Акери распласталась на ветке по-кошачьи и дрыхла без задних ног. Гранка сидела у костров, добросовестно поддерживая огонь.
— Любовалась? — кивнула Наруга на преобразователь, плюхаясь рядом с мрачной подругой.
— Пойду, посмотрю, — намылилась, было, туда и Шатхия.
— Не ходи! — каркнула Гранка, шерудя палкой угли. — Не на что там любоваться.
Шатхия послушно опустилась на песок и легла на бочок, сверля глазами огонь. Мужики пластали червя, споласкивая куски мяса в котелке с водой, что приготовила Гранка. Дубль-Ри с папой медведем, юношей и Грашей пировали от всей широты души — только клочья летели. Мама медведица деликатно чавкала, то и дело, гоня от себя мелкого — паршивцу просто чесалось куснуть там, куда нацелились родительские клыки. Всё, что вокруг казалось ему мелким и невкусным.
У всех, кроме Гранки, настроение было вполне себе нормальным — у Наруги вообще ничего не шевельнулось в сторону игольницы: ни воспоминания, ни любопытство, ни тревога. Даже странно на фоне дневных терзаний. Она взялась, было, подбирать слова, дабы ободрить подругу. Но плюнула на политесы и растянулась на спине, разбросав руки. В сумеречном воздухе запахло кровавыми бифштексами. Мужики продолжали трепаться, бросая полоски мяса на угли. Дубли сыто урчали, но упорно терзали червя, словно боялись отойти и потерять его на бескрайних просторах пляжа. Подсвеченная последними лучами солнца, всходила первая луна. В котловине творилось что-то невидимое и не слышимое уху — лишь вялый зуд в голове намекал, что планета бесперебойно шаманит над своей идеей фикс.
Глава 13
Глава 13
И всё же назавтра к вечеру не выдержали все трое — попёрлись глазеть на местную кухню, где пекли оборотней. Гранка весь день ходила с истовым лицом великомученицы, завязавшей себя в тройной узел. Из карих глаз пропал её образованный, почти интеллигентный бесёнок, что проглядывал сквозь нарочитую наглость записной уголовницы. Она там такое из себя вымучила, что Наругу не раз подмывало плюнуть в эти самые глаза. Да двинуть подругу по уху, дабы всё в её башке встало на прежнее место. Попытки поддеть страдалицу едким или откровенно грубым словом даже не отскакивали от Гранки — они вообще не долетали до адресата. Она любила и умела страдать — Наруга не помнила, где вычитала эту фразу, зато теперь для неё проиллюстрировали, что имел в виду автор.
Шатхия с утра носилась по лесу, напялив каменную маску и демонстративно игнорируя бивак — тоже ещё трагическая героиня. Такая непременно обязана в конце пьесы повеситься, покачивая скорбными босыми ногами. Или застрелиться по окончании прочувственного монолога. Представив хутамку в этой роли, Наруга даже чуть-чуть похихикала, наткнувшись на неё по пути к дереву, где угнездилась Акери. Шатхия мрачно выслушала издёвки и пропала среди деревьев, дескать, пошла ты! И Наруга пошла, окончательно осознав: ещё не зайдёт солнце, как её вынудят тащиться к преобразователю, дабы полюбоваться на промежуточный результат эксперимента. Если, конечно, не вмешаются мужики. В прошлый раз те весьма неохотно живописали процесс, а ведь наверняка бегали подглядывать за голыми девицами.
— Привет! — гаркнула Наруга, остановившись под деревом, где заряжалась Акери.