Легкие сдавило в груди, и я терзала одежду, которая не была моей. Ее дали те, кто считал меня Жрицей Духа. Они одевали меня, кормили, согревали, пока я тренировалась. Потому что считали меня достойной. Они думали, что я могла что — то сделать для них.
Этого было мало. Меня было мало.
— Лирика, соберись, ты можешь.
Я знала эти голоса. Это были не мои друзья. Не Истон, не Брэлинн, не Родес.
Это были цифры часов, маги Духа. Тут и не тут.
Они были в моих снах, как нэги, которые привели меня в этот мир и к этой судьбе.
— Зачем? — визжала я, голос был на грани срыва.
И тогда я поняла, что все время визжала. Выла, пытаясь проснуться. Я пыталась понять, что именно произошло.
— Почему они мертвы? Я думала, что они были защищены. Почему они не были в безопасности?
— Все в опасности, милая, — прошептала одна из магов Духа. Я повернула голову к ней. Огонь лизал мои пальцы.
Я знала, что это был сон. Это было не настоящим, хотя что — то было реальным, потому что я чувствовала это.
Может, это и происходило.
— Почему они мертвы? Они не были связаны с этим. Мы стерли их воспоминания. Они должны быть свободными. Все было фальшивкой? Они не могли там быть. Не могли.
Я снова завизжала, слезы текли по щекам, колени подкосились. Я рухнула, впилась ладонями в пол, пока моя магия Земли дрожала.
— Это было настоящим. Мне жаль, милая. Может, так было суждено. Это не должно было случиться. Мне жаль, что их забрали. Но ты должна быть сильной. Ты должна бороться с этим. Многие рассчитывают на тебя. Ты рассчитываешь на себя. Будь сильной, милая.
Я не была ничьей милой. Те, кто мог так меня звать, умерли. Я видела, как им сломали шеи, хруст звучал в воздухе и моих ушах, когда тот монстр убил их. Он использовал дым, магию и то, что я не понимала, и он забрал у меня родителей.
Я не могла дышать, не могла вобрать кислород. Перед глазами появились точки. Я пыталась вдохнуть. Не работало. Я не могла дышать. Почему это происходило?
Они не могли умереть.
Воспоминания из детства, улыбки мамы, когда она смотрела на отца, ударили по мне. Как папа наигранно хмурился, когда ел горох, потому что мне нужно было его есть. Он не любил горох.
Рождество, когда мы открывали подарки, смеялись и улыбались, игнорируя опасности мира, потому что они не влияли на нас напрямую. Ничто не могло тронуть нас.
Воспоминания о маме, танцующей с папой на кухне поздно ночью, когда я должна была спать.
Когда мама накричала на меня за разбитое блюдце из ее дорогого фарфорового сервиза со свадьбы, которым нельзя было играть. Я хотела провести чаепитие с друзьями, пусть и воображаемыми.
Она накричала, а потом обняла меня и заплакала. И я плакала с ней, потому что боялась. Боялась, что она больше не будет меня любить, потому что я хотела поиграть и разбила ее блюдце.
Она помогла мне убрать осколки и вытерла мои слезы, а потом обнимала меня, и мы читали. В следующий раз, когда я захотела поиграть в чаепитие, она дала мне пластиковую посуду. Она всегда была там.
Я помнила, как отец дал мне ключи от своей машины, чтобы научить меня водить. Он все время держался за панель побелевшими пальцами. Он не повышал голос. Был хорошим, спокойным.
Они всегда видели лучшее во мне, даже когда этого не было. Они хотели лучшего для меня, даже когда я не знала, что это было.
И я ушла от них в гневе, потому что знала, что они не понимали. Они пытались заставить меня делать то, что считали лучше, хоть я знала, что они приняли бы мое решение. Но я его не сделала.
Потому что не знала, что мне было нужно, что мне было суждено.
Ни тогда. Ни даже сейчас.
Но обратного пути не было. Я больше не смогу завести такие воспоминания.
И я не смогу рассказать им о произошедшем после того, как я ушла. Я не смогу рассказать им, что случилось с Брэлинн или Эмори. Или с парнем, которого я встретила, Родесом. О Розамонд. Я не смогу рассказать им, что полюбила темноволосого парня с Огнем на пальцах и Землей под ногами. И что он был королем Обскурита, а я — Жрицей Духа.
Я не могла объяснить им, почему не смогу быть его королевой, и не только из — за титула и формальностей. Потому что мир разделил нас. Он был проклят и не мог любить меня. Хотя я знала, что что — то близилось. Может, любовь не была ответом. Но я не смогу рассказать им это. Потому что они умерли. И я не успела добраться до них. Я же была Жрицей Духа. Для чего эта боль и жертвы, если я не могла исправить это? Если я не могла спасти?
Для чего было все это?
— Они мертвы, правда, мертвы, — шептала я, но звучало так, словно я кричала небесам. Звук отражался эхом от стен моего разума, и я хотела визжать, но голоса не было. Ничего не было.
Мои родители были мертвы.
Из — з меня.
Это была вина Гаррика. Он убил их. Я знала, что ему нельзя было доверять. Да, он спас Истона, но намеренно. Для этого? Чтобы сломить меня? Или будет больше?
Я не могла думать, не могла дышать, не могла составлять предложения. Мне нужно было пройти это. Понять, почему я была тут. Почему я снова была в этих снах?
— Я тоже умираю? — спросила я, собрав последние силы, чтобы заговорить.