Читаем Из Фейсбука с любовью (Хроника протекших событий) полностью

Я еду навстречу… Пока не определился, кому я еду навстречу… Но отчетливо помню, что когда утром я взнуздывал своего Афанасия Сергеича (так зовут моего коня), то слышал с небес голос, который сказал мне: "Сядь но своего верного коня Афанасия Сергеича (так зовут моего коня) и поезжай на все четыре стороны". Голос стих, потом раздалось невнятное хихиканье, и голос добавил: "Вперед. Время не ждет". Вот тут он слукавил. Время как раз сидело передо мной на ржавом осле и терпеливо ждало, когда я взнуздаю Афанасия Сергеича (так зовут моего коня), заседлаю его, а после заседлывания и оседлаю, и лишь потом цокнуло языком или чем еще цокают Времена: криками "ура", звоном бокалов, плачем, угоняемых в рабство детей, стонами насилуемых женщин, звонкими лозунгами, прикрывающими однообразное бульканье человеческого фактора…А потом мы поскакали на все четыре стороны. Я не настаиваю на вашем доверии к моим словам. Мое дело — рассказать, как все было, а ваше — верить моему рассказу или не верить. Дело ваше, господа, Исключительно ваше. Дело ваше. Слово — мое. Вот так вот причудливо соединяются слово и дело. И разъединяются. А за каждым словом — жизнь, смерть, любовь, сладость обладания и безнадега потерь и что еще там существует в многочисленных карманах Времени. Особенно, когда скачешь с ним рядом. Бок о бок, стремя в стремя, локоть об локоть. На все четыре стороны. И так вот мы скакали вместе со Временем навстречу… Пока не определился, навстречу кому. Но скакать надо. Ведь Время торопит, Время кричит, гикает и ухает, ухает ухарево…И ветер со всех сторон. Ветер, ветер на всем белом свете. И эти скачки наперегонки со Временем, эта вечная игра с ним. Не отстать и не обогнать. Потому что, нет разницы, когда об тебе скажут: "Он обогнал Время" или "Он отстал от Времени". Потому что, "отстал" или "обогнал" в обоих-двух случаях означает, что твое Время кончилось вместе с тобой, а другие Времена для тебя превратились в абстракцию. И смеются, плачут, любят, ненавидят вместе с другими и над другими…Меж тем после долгой скачки, когда Афанасий Сергеич (так зовут моего коня) покрылся пеной, ровно Афродита, из этой пены вышедшая, мы прискакали на все четыре стороны. В город. (Придумал-таки). Под небом голубым. Знакомый до слез. Похожий на меня. И на каждой из четырех сторон стоит по дому. И каждый из домов, — вылитая копия другого. Абсолютно одинаковые застекленные двери. одинаковые окна с одинаково раскрытой правой створкой. И абсолютно одинаковыми мезонинами. Мезонинами, мезонинами, мезонинами… Афанасий Сергеич (так зовут моего коня) удивленно всхрапнул. Четыре застекленные двери всех четырех домов с четырьмя мезонинами со всех четырех сторон открылись, и из каждой вышло по одинаковой даме с одинаковыми собачками… Четыре дамы с четырьмя собачками. И как, скажите на милость, я пойму кто из них — Вы, Миленькая, а кто — суррогат, издевка моего исчезнувшего напарника по скачке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза