Из глубины багряных туч

– Ваша комната, сэр. Пожалуйста, раздевайтесь, я сейчас отвезу вашу одежду в химчистку. Вы пока примите ванну. Так распорядилась мисс Дженнет. Вот здесь, в шкафу, ваша одежда; когда примете ванну, выбирайте, что вам понравится... Если вам что-нибудь понадобится, по телефону свяжитесь с Маргрет, нашей домоправительницей... Приятного отдыха, сэр... Вашу мокрую одежду положите вот здесь, я через пять минут заберу ее, сэр... Всего вам доброго, сэр...

Я погрузился в горячую ванну с зеленой хвойной водой с невероятным наслаждением. В голове после всего пережитого клубилась мягкая пустота: я словно перенесся в волшебную сказку, в которой исчезло, между прочим, время. Лежа в усладительно горячей воде, я философствовал о странном свойстве времени: то сжиматься, то разворачиваться, как свиток. Еще пару дней назад горничная Дженнет Джонс убирала у меня в номере, перестилала мою постель, развешивала мои полотенца... Время свернулось. Просверкнул миг, и оно развернулось, и вчера сделалось непредставимо далеким. Солнце заходит, и солнце восходит; и все, казалось бы; ведь ничего не изменилось... а мир меж тем уже другой... Другой.

Ванная была выдержана в золотистых тонах с тонкой отделкой черно-красным мрамором. И здесь, как, по всей видимости, и во всем доме, не было прямых углов - между потолком и стенами, и между стенами и полом, и между стеной и стеной: всюду сглаженности, скругленности, причем радиусы скругленностей всюду разнились; здесь царила асимметричность. Надо сказать, нарочитость асимметрии вначале действовала на нервы; пространство хотелось выпрямить.

Через неправильный полуовал двери я попал в отведенный мне аппартамент с сияющей под потолком яркой люстрой. Пиршество теплых тонов: желто-охряные ковры, коричневые покрывала, оранжевое постельное белье, кремовые подушки дивана, бежевые обои с шоколадно-ореховой вязью изысканно сложного узора... На тумбочке, где красовалась китайская ваза с раскидистым букетом бархатно-алых китайских садовых анемонов, аккуратно располагались мои наручные золотые часы "Слава", ключи от номера, карточка отеля, сотовый телефон "Nokia" (подарок от коллектива кафедры), авторучка, блокнот, родимый загранпаспорт, бумажник, носовые платки...

В шкафу для одежды, о котором упоминал Дохляк и который оказался не шкафом, а самой настоящей комнатой без окон (лампионы на стенах), я основательно покопался среди шелковых пижам, халатов, каких-то хитонов... пока не обнаружил несколько белых льняных костюмов для каратэ: единственное, что из всего предложенного показалось мне подходящим для первого пребывания в гостях в этом странном доме: пижамы и халаты показались чересчур интимны, домашни. Меня охватило понятное чувство отчаянного и очень приятного любопытства перед предстоящим: я по-детски нетерпеливо переживал ожидание забавного приключения, как будто мне было пятнадцать, а не пятьдесят два.

Собственно, приключение уже началось, благодушно думал я, неторопливо примеривая костюмы в аппартаменте пред зеркалом-стеной. В самом деле: роскошный чуднoй дом у кромки Европы, в глухом уголке в графстве Сомерсетшир на берегу Океана; англичанка-хозяйка, о которой я еще совсем недавно ведать не ведал, к тому же богачка несусветная, к тому же молода, свежа, красива, холена, при великолепных женских статях... Очевидно, предстоит обед-ужин с хорошим вином и изысканными блюдами (европейцы не дураки пожрать; в таком доме вино должно быть хорошим, а блюда - изысканными, иначе на кой черт нужна тогда вся эта асимметрия!), за коими последует ночь любовных восторгов и наслаждений. Ночь любовных наслаждений...

Я выбрал спортивный костюм, подходящий мне по размеру. Он преобразил меня. Вместо вислощекого и вислобрюхого профессора с унылой, заурядно-интеллектуальной физиономией отразился в зеркале моложавый, начавший седеть плейбой с мужественной родинкой над левой бровью, с бодро блестевшими глазами счастливого пятидесятилетнего барана, в которых светилось: "Жизнь удалась!" Правда, под глазами мешочки, мешочки... Со складочками. Увы...

В комнате-шкафу нашлись и стеллажи с горами обуви и носков. Я откопал толстые хлопчатобумажные белые носки и легчайшие полотняные тапочки, довершившие мое спортивное преображение.

Преображенный, едва ли не подпрыгивая от полноты жизни и счастливого вдохновения ожидания, я подбежал к окну и отдернул штору из плотного золотистого тюля. Банальный и безотчетный порыв! В окно немедленно вплыл - вкрался, словно ожидал меня, - тусклый сумрак снаружи, отчего в аппартаменте сделалось притемненнее; люстра словно пригасла.

За окном вдали тяжело ворочался ртутно-серый Океан; над причальной дамбой посекундно взметались вверх косматые взрывы брызг; неистовый ветер гнал над далекими волнами низкие, исчерна-сизые, клочковатые тучи и яростно рвал с волн пену.

Тоскливая картина!..

...как связанный!

Томительное предчувствие приближения какого-то рокового события, после которого нет пути назад.