Из глубины багряных туч

Усилием воли я стряхнул чары, и сразу в голове заклубился вихрь: что я здесь делаю? какого лешего меня сюда понесло? вообще, какое мне дело до Веселой Дженнет, до ее Ходдесдон-хауса? Ах да! "Тихая пристань"! Здесь заканчиваются пути мятежных странствий... Я внимательно прислушался к себе: нет, хоть я и опомнился и взял себя в руки, а предчувствие чего-то ужасного не оставляет меня; более того, оно не просто томит, оно, зловещее и осязательное, словно в воздухе висит надо мною!.. До меня внезапно дошло, что я в плену: возжелай я сейчас убраться отсюда, я не смог бы, ибо меня даже платья лишили.

Бросив последний взгляд на мутный Океан и постылые черные тучи, я задернул гардину и в раздражении отодвинулся от окна.

Я, честное слово, многое отдал бы, чтобы очутиться в своем номере в отеле, за письменным столом с разложенной на нем рукописью, с раскрытым и готовым к работе компьютером, с ворохом моих черновиков и распечаток... И милое московское Митино вспомнилось, двухкомнатная квартирка, превращенная в кабинет трудоголика-математика... Ритины сетования на неизбывный беспорядок...

Воспоминание о Рите словно обожгло. Верная спутница моя, жена моя в странствиях моих и поисках. Я уже знаю, что не ты, не ты переслала мне проклятое письмо, взбаламутившее мою выстроенную жизнь, - а тот, действующий помимо твоей воли, кто когда-то заставил меня в полубезумии крутиться на берегу моря и кто поверг меня в обморок и до сих пор в этом обмороке держит. Прости меня - за Женю прости, о которой я не рассказал тебе в свое время, за всю эту путаницу, которую я влеку за собой и в которую впутал тебя. Спасибо тебе за твое великое терпение, за любовь, которой ты одарила меня, за нашу дочь Оленьку, за заботу обо мне, за то, что ты, всегда правильно понимая меня, позволила мне "жить на два дома"- в нашем общем на Ленинском и в Митино, с моим вечным раскардашем в комнатах и на письменном столе и с изящными хлорофитумами. Хлорофитумы были любимыми цветами Жениной матери, Лидии Васильевны, и ими в доме академика Ионова были уставлены шкафы, холодильник, увешаны стены в его кабинете и в гостиной... Теперь ты знаешь, почему я так люблю хлорофитумы, и за это тоже прости.

Какой тупик, какой тупик!..

Хаотическая, неосознаваемая злость вдруг овладела мною. Если б под рукой оказалось бы что-нибудь тяжелое - гиря гимнастическая пуда на два, например, - с каким бы наслаждением... Стоп. Стоп-стоп-сто-о-оп... Я упал навзничь на убранную под линеечку роскошную и мягко-упругую постель. Тончайший аромат анемонов... От приятно скользких шелков постельного покрывала исходил тоже аромат - кажется, лаванды. Ничего внушающего опасение - только нега, тишина; шум ветра едва доносился снаружи; все располагало к беспечному отдохновению.

Но о беспечном отдохновении и речи не могло быть.

Я сделался насторожен и напряжен, как струна. Меня объяла звонкая атмосфера опасности. Опасность - из букета анемонов, из задернутых плотно гардин, из толстых тайских ковров, устилавших пол... Кто-то готовил комнату к моему приезду, толстушка Маргрет - что это за Маргрет? Кто она? К неприятному имени "Маргрет" примешивался неприятный образ Дохляка с мрачным взглядом... Толстуха Маргрет. Даже в имени ее что-то таилось зловещее... Призрак ее еще мелькал в комнате: в темно-розовом платье с розовым передником, быстрорукая, вот она подвигает стул к стене, вот поправляет подушку на диване, букет в вазе... Я проследил взглядом за призрачным промельком; анемоны еще покачивались после ее прикосновения; рука призрака и на тумбочке шелохнула что-то, поправила: мне показалось, что "Nokia" моя передвинулась как-то иначе... Я вскочил с постели, уставившись на разложенные по тумбочке мои вещи; они смотрели на меня ожидающе, как живые, и от них тоже исходила опасность. Сдавленным от бешенства голосом я просипел матерное проклятие и зачем-то схватил мобильник, стиснул в руке - и в этот момент раздался стук в дверь.

И как нарочно, именно в отзыв на этот стук, отчаянно затиликала в ладони "Nokia", словно я ей больно сделал, и с перепугу я никак не мог трясущейся рукой открыть крышечку аппарата, дабы нажать зеленую кнопку ответа. Бело-розовый призрак Толстухи Маргрет метнулся куда-то за спину мне... Судорожно отковыривая крышечку, я оторопью бросился к стене и припал к ней спиной - вряд ли отдавая отчет себе, что делаю... Стук повторился громкий, требовательный; "Nokia" тиликала неумолчно.

– Сome in! - проорал я сорванно, и Веселая Дженнет, улыбающаяся, ясноликая, сияющая красотой и свежестью, в карминном элегантном хитоне с греческим орнаментом по подолу и ранту распаха, вплыла на порог аппартамента...

Вместе с нею воцарилось радостно-величавое спокойствие, моментально испарилось проклятое наваждение страха. В сию же секунду удалось отколупнуть крышечку. Кивнув Дженнет, я деловито (как ни в чем не бывало) нажал зеленую кнопку.

– Артем Николаич? Ну, слава Богу, дозвонилась!.. Артем Николаич, это Света Давыдэнко... Ну, Соушек Света! Помнишь такую?

– Конечно...