Да, выученный наизусть бульвар.Гуляй с женою, тёщею, детьми.Морской вокзал, гостиницы кошмари море, что уморено людьми.Вдруг понимаешь, как тоскует Дюк,что повернулся к городу спиной.Должно быть, знает он, какой утюгпрошёлся и разгладил лик живой —чтоб иностранец никаких морщинне видел! Чтобы лживо-молодымбыл город, взглядом бодрым и пустымглядел, почти дремля под шорох шин.Мой город – как корабль, что сел на грунт.Шумят, орут – да только не плывут.В нём нынче быть талантливым – не фунтизюма. В нём заметней – те, кто врут.…Позорно молод город, сам ты – стар.Шагай и от раздумий сатаней.Да, выученный наизусть бульвар.С кем говорить? О, без родных теней,что в старых прячутся ещё домах,что в памяти, в истории, в судьбе,без тех, кто даже, превратившись в прах,живей иных, хохочущих в толпе, —без них и вовсе жизнь была бы пресной.Мы с ними дышим воздухом одним,с великими – и с вовсе неизвестнойособой, что присутствием своимокрасила мой город странной дымкой,живым и тёплым сделала его.Поговорю я с этой невидимкой,чтоб скрасить пошлой жизни торжество.Мать позову, её друзей, подруг,(и Ойстрах – среди них!). Как молод каждый!И вновь услышу этой скрипки звук.И задохнусь от радости, от жажды,от воли и нахлынувшей волны,от жизни, что ушла – да не исчезла.Мой город спит – и видит эти сны.В полночных залах – рукоплещут кресла.И в воздухе ночном – восторг и хмель.И жизнь кипит. И вдохновенье хлещет.Мой город спит. Тесна ему постель.Он руки разметал. И море плещет.Мой город, все тебе прощу грехи я.Пусть держит Дюк святого свитка медь,пускай шумит свободная стихия.У моря жить. У моря умереть.