Из грязи и золота (СИ)

Рихард вернулся в комнату и обнаружил, что паршивка сперла топор.

…

Клавдий стоял перед витринами с орхидеями, которые снова завяли и не желали побеждать смерть, когда пришел Гершелл, и, не дожидаясь пока он снимет очки, заявил, что Тамара сбежала.

Секунду назад Клавдий думал, как же он устал, как всех ненавидит и завидовал цветочкам, которым можно оставаться дохлыми, и Клавдию было хорошо. А теперь приперся этот старый козел. Интересно, Марш расстроится, если он скормит Гершеллу ее паучка?

— Что значит сбежала? — набрал он. Орра рекомендовала не говорить вслух ближайшие несколько дней.

— Сняла браслет и сбежала, — сообщил Рихард, придвигая к его койке складной стул. — И сперла у меня топор, если вам интересно. У меня была пациентка, которая откусила человеку ухо и умудрилась убедить Аби, что сделала это потому что расстроилась. Дафна поверит, что Тамара преодолевала кризис, если ваша дочь всадит этот топор кому-нибудь в башку?

Он не стал садиться. Долго прилаживал что-то на спинку стула, а потом отошел на шаг, будто приглашая Клавдия полюбоваться. На спинке мигала красным уродливая конструкция из оборванных проводов, битого светодиода и вороха изоленты.

— Это что за дрянь? — проскрипел модулятор.

— На моей родине так делали глушилки. С некоторых пор я не доверяю местным. Смотрите, какая лампочка. У нас лампочки на все подряд лепили, еле нашел что-то достаточно убогое… — Гершелл внезапно замолчал. Сел, сложил пальцы под подбородком. — Я думаю, вам пора уезжать.

— Я не могу уехать. — Клавдий, морщась, ослабил эластичные ленты на затылке. От лица отошла мягкая защитная маска с восстанавливающей пропиткой. Хуже не будет, зато он сможет говорить. — Я дождусь, когда смогу нормально ходить, отправлю запрос своей помощнице Леде Морр. Она поможет мне доехать до квартиры. Там я смогу обустроить все так, чтобы Дафна не считывала мои показатели. Переведусь на удаленную работу и… — он замолчал.

План был дерьмовый. И другого дерьмового плана у него не было.

— И никогда не выйдете под общественные камеры, — подсказал Рихард. — Ну, вы сможете ходить по улицам в солнцезащитной маске, сойдете за параноика, который боится даже отфильтрованного излучения. Знаете, я там, в Младшем Эддаберге много читал слайдовых романов. В них всегда находился такой мрачный, трагический дурачок, который шлялся по городу в маске. Чаще всего рвался делать добрые дела, но иногда просто пытался интегрироваться в общество, потому что рожей не вышел. О, вспомнил, один, как раз без половины лица, в канализации жил и был влюблен в нервную девицу, которая хотела петь, а не трагического мужика с половиной рожи. Знаете, что объединяло? Они все умерли.

— И что вы предлагаете? — равнодушно спросил Клавдий.

Он больше не слушал Рихарда. Совершенно не важно, зачем пришел этот человек. Важно, что Тамара сбежала и забрала у этого человека топор.

Зачем ей топор? В глаза смерти посмотреть? Он чего-то подобного ждал от Эммы, но Эмма во время своих медитаций с мизарикордом обнаружила, что она гуманистка. Клавдий никак не мог вспомнить момент, когда Тамара обнаружила, что она гуманистка, и вообще не очень верил, что такой момент может наступить, когда тебе пятнадцать.

Неужели Тамара действительно к нему приходила?

Прошлой ночью он точно смотрел в глаза смерти. Реальность нагревалась на солнце, падала в утихающие воспаленные раны и становилась бредом — почти как тогда, в те недели, что он бродил в визуализированных программах и рисовал попугаев в голых костях.

Может, ему и Гершелл мерещится.

И Марш, которая смотрела в глаза смерти. Которая вынырнула из своей реки и теперь ей было скучно.

И Тамара, которая обещала вернуться и не дать его убить.

Нет, пожалуй, Тамара ему не мерещилась. Вот ведь дерьмо.

— … вы меня не слушаете, — мягко укорил его Рихард.

Клавдий с трудом сосредоточил на нем взгляд и обнаружил развернутые экраны, испещренные формулами.

— Думаете, я могу это сейчас воспринять? — Клавдий с трудом сложил ничего не значащие слова в ничего не значащее предложение.

Где Тамара? Да почему вообще с тех пор, как Эмма умерла, это единственная его проблема?! Почему эти сучьи выродки не могли просто отдать ему дочь и оставить их в покое, он ведь был хорошим отцом. Только один раз не уследил, и она нажралась живой рыбы. А потом не уследил, и она чуть не умерла в проклятом центре, ну и теперь пряталась с краденым топором где-то в развалинах нелегальной лаборатории, где он собирался работать.

Может, не таким уж и хорошим, но менее сучьими выродки не стали.

— Очень интересно, — улыбнулся Рихард, оборвав его мысли. — Давайте я начну с начала. Вы вернетесь в город, и сучьи выродки заберут у вас дочь, уронят вам медицинскую страховку, и каждый раз, появившись на улице без маски, вы будете получать репорт за объективное несоответствие эстетическим нормам до тех пор, пока не получите отметки об инвалидности. Дочь вам никогда не отдадут, потому что ее будет травмировать ваше несоответствие эстетическим нормам. И ваша благонадежность тоже будет пересмотрена.