Из грязи и золота (СИ)

— Почему бы ни разу не поговорила с ним? — вдруг спросила женщина в браслетах. — Ты оставляла цветы в виртуальной палате, я видела. Почему ты с ним ни разу не заговорила?

— Потому что он не Леопольд, — прохрипела Арто и анимировала побелевшие пальцы, сжимающие папку.

— Ты с самого начала это видела. Почему на самом деле? Скажи мне. Если кто и может тебя понять, то только я. Марш заговорила бы.

— Марш ошибалась. Марш умерла. Я сделаю так, как надо.

Откуда-то Арто знала, что у Орры под темными очками темные мешки под глазами, густо замазанные охлаждающим кремом. Он забивается в морщины и течет к носу.

Орра плакала перед операцией и восемь раз говорила «Аве, Дафна», а потом отмахивалась от ответа.

Орра тоже не хотела быть здесь.

Операцию проводил лабор под управлением человека — белая пластина, черный щуп с почти незаметным лезвием скальпеля. Никто не увидит, как Берхарду Колдеру вскрывают грудную клетку и медленно, по кусочку, отрезают болезнь от его легких.

Никто не увидит — но увидит Арто, которая может это анимировать.

Увидит Арто, которая знает, как Питер Легасси бесконечно задавал рекламному алгоритму параметры поиска. Он не в первый раз так делал — его подопечные вечно приносили на индивидуальных браслетах записи о мелких и не очень нарушениях. О способах обмануть Аби. Торговать наркотиками, контрафактным алкоголем. О способах взорвать башню и девушку в башне.

Еще о способах помочь смертельно больному человеку. Арто хотела анимировать слезы, но у нее на груди расползалось пульсирующее синее пятно, и она не стала тратить ресурсы.

Черный щуп беззвучно делал надрез между ребер Берхарда Колдера.

Еще о способах смертельно больному человеку получить поддержку.

Если бы Питер Легасси был смелее — торговал бы с такими людьми, как Поль Волански. Но он предпочитал называть себя «продавцом историй» и продавать людям данные с чужих браслетов и пластин. Только данные — а значит, он не несет никакой ответственности за их использование. Даже Дафна, которая понимает гораздо больше, чем Аби, могла бы только лишить его лицензии. И то если бы кто-то грамотно составил репорт.

Но Питер Легасси был мелким ссыклом. Считал, что тот, кто играет со средними ставками, дольше не встанет из-за стола. И продавал свои истории таким, как Берхард Колдер — тем, кто накопил достаточно денег, но имел проблему, которую деньги не могли решить. Вот конверт, а в нем чертежи пауков и формула взрывчатки. Вот история Леопольда Вассера и Марш Арто.

Колдер сам додумался до взрыва, или Легасси помог ему связать взрывчатку, благодарную пациентку и толпу, замершую в предвкушении настоящих поступков?

Арто не знала. Ей было не интересно. Если Легасси не сдох от тех эйфоринов — она бы попросила Волански отправить ему статуэтку. Но он сдох, и об этом Арто собиралась подумать завтра.

Колдер, который вышел под камеры центра Лауры Брессон волоча за собой Хельгу Соркин. Колдер, который упал на траву, красиво раскинув руки, а потом потерял сознание. Который дисциплинированно рассказывал — или позволял Хельге Соркин рассказывать — о своем подвиге на всех конвентах, куда его приглашали. Он просто не хотел умирать.

Работа сожрала его, но он не захотел с этим смириться. Человек, искренне посвятивший жизнь спасению других, испугался страданий и медленной, мучительной смерти. Разве Арто могла его винить.

У него было так мало — реализованный сценарий, формула взрывчатки и чертежи устройства, которое не обнаруживали местные системы безопасности. Наверное, можно было обойтись одним паучком, но Колдер испугался, что часть не сработает. Арто стоило обидеться на него за такую оценку ее способности разнести что-то на куски.

Она начала собирать доказательства через полтора часа после взрыва в центре. Она никому об этом не сказала, даже Рихарду.

Собрала большую-большую папку с прямыми и косвенными уликами, анимировала ее, нарисовала жесткую красную обложку, потому что Марш любила настоящие вещи, и ей понравилась бы настоящая папка.

Арто смотрела, и знала, что черный щуп медленно погружается в легкие Берхарда Колдера и распускает сотни шипов с невидимыми человеку лезвиями. Сейчас они вычистят все мертвое, заменят поврежденные ткани полимерными пленками, и Колдер снова будет дышать.

И когда последний шип был выпущен, Арто натянула рукав рубашки, чтобы спрятать щупальце, и сказала:

— Аве, Дафна. Репорт.

— Аве, Дафна… репорт, — едва слышно повторила Орра.

Но на нее никто не смотрел. Все смотрели на Арто, и она успела рассчитать, что это и были те самые голодные глаза и перекошенные в жадном предвкушении рты, которые так часто вспоминала Марш. Еще она рассчитала, что Марш были бы неприятны эти взгляды и стала смотреть на Хельгу, которая смотрела со смесью тоски, непонимания и отвращения.

Вот это был привычный для Марш взгляд.

Женщина в браслетах протянула руку. И взяла у нее папку.

Аве, Дафна Шаам. Аве, Абрахам Шаам — аве-Аби. Аве мир, которым правит их ребенок, аве Рональд Шаам.

Аве, и послушайте, как отголоски трагедий рождают новые, и как кто-то не хочет с этим мириться.