На консоли перед ним серебрились несколько разных лиц — прозрачные голографические маски, натянутые одна на другую. Клавдий наклонялся так низко, будто собирался поцеловать кончик носа — костистого, покрытого синими веснушками. Арто смотрела, как сосредоточенность каменеет в знакомых морщинах на его лице и как рисует новые.
Смотрела, как медленно растекаются темные ручейки покрасневших сосудов в его глазах под лиловыми защитными линзами. И как подрагивает игла в длинных пальцах — толстая черная игла, за которой тянулась сияющая синяя нить.
Вот Клавдий касается иглой зрачка. Погружает ее глубже. А потом тянет наверх. Синее сияние ложится швом, а потом тает.
Он пришил своему аватару блик света из зрачка чужого. Это было так глупо и так неожиданно, что Арто отменила все остальные задачи и все расчеты на других устройствах — ее удалили с двух носителей, кто-то направил репорт в службу поддержки — и стала смотреть на иглу.
Никто так не рисовал. Никто не шил новые лица.
Можно было отдать команду специальному помощнику Верре. Верра генерировала достаточно вариантов и комбинаций, чтобы из них можно было собрать любое лицо. Любую текстуру, любую тень. Зачем портить глаза и подцеплять блики света иглой?
Марш любила настоящие вещи и глупые, неудобные ритуалы, которые приходилось исполнять, чтобы ими пользоваться. Клавдий пользовался настоящей вещью?
Она не знала. Это было завораживающе глупо. Как веер. Как старая книга на незнакомом языке.
— Гершелл не прописывал тебе столько любопытства, — глухо сказал Клавдий. — Я сегодня спросил у него. Марш Арто не любила подглядывать за людьми.
— Марш Арто хотела помочь Леопольду, — механически отчиталась Арто.
— Ты никак ему сейчас не помогаешь. Зачем ты отправила запрос?
— Потому что все остальные спали.
Она могла не отвечать. У нее хватало данных, чтобы считывать скрытые смыслы и понимать суть неконкретных вопросов, но она решила просто дать неконкретный ответ.
Плохо, что Клавдий заговорил. Рихард играл Ольтору молча — и тогда Арто почти поняла, как следует поступать. А теперь она ничего не поймет, потому что слова ничего не значат.
— Знаешь, что это за лицо?
— Государственный заказ, о котором просил доложить Поль. — Арто отвечала, не выбирая никаких эмоций для принесенных слов. Знала, что людей это раздражает, но иногда это было лучшим вариантом.
— Откуда знаешь? — А вот почему в голосе Клавдия звучит почти машинная эмоциональная пустота, Арто понять не могла.
— Ты хочешь забрать Тамару и уехать. Для этого тебе нужно сделать то, что требует Поль, но ты работаешь над заказом. Значит, это государственный заказ, который ты не можешь отложить или делегировать.
Клавдий молчал. Развернул картотеку, несколько минут выбирал еще одно лицо — на этот раз женское. Натянул на невидимый каркас между шестым и седьмым слоем. Погладил изображение кончиками пальцев, а потом легко нажал на переносицу, выравнивая горбинку. Чуть сильнее — пальцы провалились в синий дым, которым рассыпались все лица, кроме того, над которым работал Клавдий и нового, женского. Арто смотрела, как он ровняет изгиб носа и формирует хрящ.
Хорошо, что он молчит.
— Ты знаешь, какие аватары заказывает государство?
— Аватары для пятничных эфиров с казнями.
Для нее это не было секретом. Это не было секретом ни для кого, кто хотел знать правду. Но кому нужна правда, когда можно жадно пить с экрана почти настоящую кровь.
Рихард тоже верил, и Арто это нравилось. Потому что нравилось бы Марш и потому что это правда было забавно — в мире, в котором он жил, было место вечерним казням, а все, что его волновало — рейтинги этих казней. Она каждый раз смотрела, как он выбирает верить ему или нет, и каждый раз убеждалась, что Марш не зря ненавидела его.
— И что об этом сказала бы Марш Арто?
— Сказала бы что ты мудак, — Арто пожала плечами, а потом вспомнила, что визуализирует себя в соседней комнате.
Подключилась к транслятору Клавдия, снова пожала плечами и села на пол у стены.
— А почему ты не говоришь?
— Потому что я перестала понимать, как быть Марш, — легко призналась она. — Тут вроде не в мудаке дело, хотя, если хочешь, то ты, конечно, он и есть.
— Ты ведь знаешь, чье это лицо? — глухо спросил Клавдий. — И Поль знает, верно?
Арто еще раз просканировала лицо аватара. Она пропустила момент, когда Клавдий переключил эмоцию. Теперь вместо расслабленного равнодушия лицо комкало горькое, удушающее раскаяние. Сползало на шею, спазмом сводило щеки. Арто видела, что на лице не появилось очень много линий, которые появились бы у настоящего человека — мелких морщин, жилок и напряженных мышц. Лицу не хватало жизни. Какого-нибудь тика, а может, влажности слез. И линий, конечно ему не хватало линий.
Для сетевого аватара, которому просто нужно преодолеть машинную не-жизнь этого было достаточно. Для лица, которое должно выглядеть человеческим, деталей было слишком мало.