Из индийской корзины

Лингаяты как носители идеологии бхакти — религиозно-реформаторского течения в русле индуизма, возникшего в индийское средневековье, пересмотрели все основные постулаты шиваизма и отказались не только от антропоморфного образа Шивы, но и от сочетания лингама с июни, исторически восходящего к идее общеприродного плодородия и изобилия. Они оставили лингам единственным, не имеющим соперников атрибутом веры как концентрированную идею Верховного бога Шивы и компромисс между формой и ее отсутствием. Проповедники лингаятизма отвергли четырехварновое деление индийского общества со стержневой концепцией кармы, определяющей социальное происхождение индуса, и теорию переселения душ. Согласно их учению, религиозное освобождение (мукти) доступно каждому еще в земном существовании и достижимо через бескорыстную физическую работу (кайяк) и почитание лингама — надежного средства, чтобы уцелеть в бурном житейском море. Они критиковали формализм обрядов и, как следствие, отрицали необходимость возведения пышных храмов, отправление сложных ритуалов и посреднические услуги варны жрецов — брахманов. Они не признавали жестокую аскезу и длительные паломничества, перечеркнули идею ритуальной чистоты и скверны (Еще никто не родился через материнское ухо, — утверждали они), воспринимали женщину как полноправного члена общества и разработали тактику духовного совершенствования, состоящую из шести фаз, — шаштастхала. «Героические шиваиты» средневековья своими поступками подтверждали преданность идеалам.

Родоначальник и его соратники

Возникновение лингаятизма связывают с фигурой Басавы (1105–1167) — долгожданного сына благочестивой брахманской четы, назвавшей его одним из имен ездового животного бога Шивы: каменные изваяния мощного быка под общеиндийским именем Нанди охраняют вход во все шиваитские храмы Индии. В юношеском возрасте Басава, испытав разочарование в изощренной ритуальной практике, являвшейся основой материального благополучия брахманов-жрецов, разорвал брахманский шнур и ушел из дома. Он поселился в священном месте слияния двух южноиндийских рек — Кришны и Малапрабхи, возле храма, святыней которого был лингам Шивы, называемый «Богом сливающихся рек». Вскоре «Бог сливающихся рек» в виде аскета появился перед юным Басавой, благословил его и определил в ученики к известному гуру. Через 12 лет, в течение которых Басава изучал священные книги шиваизма и приносил цветы для украшения храмового лингама, «Бог сливающихся рек» явился ему во сне с повелением отправиться в мир, а конкретно — ко двору князя Бидджа-лы, наместника царской династии Чалукъя. Басава не был готов покинуть полюбившееся место, но на следующий день, когда он стоял возле фигуры Нанди, из раскрытого рта скульптуры по свисающему языку прямо к нему в ладонь скатился маленький лингам, и Басава ощутил себя посвященным: Необъятность твоя — как необъятность мира, /Как необъятность свода небес и даже шире его. /Корни твои— в тверди земной, глубже подземного царства, /Ввысь воспаряет корона твоя, выше Вселенной. / Огромный такой, что взор пред тобою бессилен, / Но, оказавшись в ладони моей, / Сжимаешься до полного исчезновения, став легким и незаметным, / О Бог Сливающихся рек!

Мистический опыт пробудил в Басаве поэта, и, став главным министром при Бидджале сначала в городе Мангалведе, а потом, когда Бидджала узурпировал власть законной династии, — в столице Кальяни, он сочинил тысячи вачан — белых стихов, в которых в прямой или аллегорической форме, сжатым, доходящим до афористичности языком рассказал о своей жизни и изложил основные принципы философско-религиозной и социальной концепции лингаятов. Принадлежащие ему вачаны опознаются по последней строке, в которой он называет Шиву именем, связанным с собственным мистическим переживанием. Верный провозглашенному им демократизму, Басава организовал в Кальяни дискуссионное общество «Павильон опытного постижения Шивы», в котором собрал своих сторонников — носителей новых и радикальных для того времени религиозно-духовных и социальных идей. Известность «Павильона» при весьма примитивных способах распространения идей в XII в. была столь широка, что привлекала сторонников из самых отдаленных частей Индии, — в Кальяни потянулись единомышленники из Кашмира и Гуджарата, Тамилнаду и Ориссы. Среди прочих заметную роль играли Аллама Прабху и Махадеви-акка.