Из истории Боспора

Мы, конечно, должны еще раз сделать оговорку: материала так мало, расследования Придонья велись настолько малоудовлетворительно, что всякие обобщения можно делать лишь с величайшей осторожностью. И, тем не менее, даже на основании этих находок ряд моментов устанавливается твердо. Фактом является существование спорадических торговых; сношений еще на рубеже VII и VI вв. до нашей эры; фактом можно считать и проникновение сюда хотя бы и очень немногочисленных греческих товаров в VI и V вв. Все это, не могло не оказывать влияния на процесс разложения родового строя местного общества, к IV в. зашедший, как показывают елисаветовские погребения, уже очень далеко. Проверить, исправить и дополнить эти наши наблюдения должны дальнейшие расследования области древнего Танаиса.

Опыт характеристики городища у станицы Елисаветовской по находкам экспедиции Гос. Академии истории материальной культуры в 1928 г. Т.Н. Книпович

Задача издаваемого исследования — дать характеристику вещественного материала, найденного в городище у станицы Елисаветовской во время работ экспедиции ГАИМК в 1928 г., и определить, что дает этот материал для выяснения характера данного поселения[184].

Истории расследований Елисаветовского городища мне придется коснуться только в рамках стоящей передо мной задачи: приступая к обзору находок 1928 г., мы должны отчетливо представить себе, какая работа в этой области уже проделана, и какие вопросы, разрешению которых должно помочь изучение находок, уже поставлены прежними исследователями Елисаветовского городища.

Основная цель, которая стояла перед первыми исследователями области нижнего Дона Стемпковским и Леонтьевым[185], состояла в отыскании древнего Танаиса, который, как «самое большое после Пантикапея торжище варваров»[186], внушал надежды на богатые находки ценных в материальном или художественном отношении вещей, могущих обогатить коллекции столичных музеев. В связи с таким подходом, внимание раскопщиков неизбежно должно было сосредоточиться на двух самых больших и наиболее подходивших для Танаиса по своему внешнему виду и местоположению городищах данной области — Недвиговском и Елисаветовском; но в результате лежащей в основе того же подхода погони за ценными находками оба эти поселения раскапывались совсем не так, как следовало бы: до сих пор раскопаны лишь ничтожные кусочки их, давшие материал, крайне недостаточный для сколько-нибудь ясного представления об их характерных особенностях.

В этом отношении история расследований Елисаветовского городища действительно поучительна. Открывший Елисаветовское городище и впервые выдвинувший гипотезу об его соответствии «дополемоновскому» Танаису Леонтьев, естественным образом, относился с напряженным интересом к его расследованию; тем не менее, на городище он ограничился пятью «пробными ямами», уделив главное внимание курганному некрополю. Причины такого хода работ вполне ясны: «время, а еще более руки рабочих были нам дороги», пишет Леонтьев[187], а курганы составляют «предмет разысканий во всяком случае более надежный и к тому же в особенности указанный моею инструкциею». В итоге работ, предпринятых с целью выяснения возможности отожествления Елисаветовского городища с древним Танаисом, оказались раскопанными 23 кургана некрополя, едва ли заключавшего погребения основной массы населения Елисаветовского городища, самое же городище осталось едва тронутым.

Было бы, впрочем, ошибочным винить за такую постановку дела самого Леонтьева. Он понимал, что значение добытых при раскопках вещей нельзя определять только по их художественной или материальной ценности; он мечтал о времени, когда с ростом археологической науки «вещи, не имеющие в отдельности никакой цены, получат неизмеримую ценность, как памятники цивилизаций, отличающихся друг от друга и уже не безыменных»[188]. Но он знал, что от него ждут именно ценных вещей, «археологической добычи», как он сам обозначает находки при раскопках, знал и то, что без такой «археологической добычи» раскопки считаются не оправдывающими производимых на них затрат, и с этими требованиями не мог не считаться. Более того, его действия были и прямо стеснены особой инструкцией, характер которой вполне ясен как из приведенной выдержки, так и из других неоднократных упоминаний Леонтьева.