Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

18 февраля 55 г. Николай I умирает. На престоле оказывается его сын, Александр II. К этому времени определилось поражение России в Крымской войне. Союзники, Англия, Франция и Турция одерживают победы. Осада и падение Севастополя. 30 марта в Париже подписан трактат о мире. Крайне тяжелое внутреннее положение. Ситуация тупика, в котором оказалась страна. В свете военных поражений всё яснее становится потребность в существенных изменениях. Крестьянский вопрос — необходимость уничтожения крепостного права. С ним связана проблема земельной собственности, освобождения крестьян с землей или без земли, выкупa её, статусa помещиков и пр. Проблемы земства — местного самоуправления. Вопрос о новом судоустройстве, суде присяжных. Об официальном православии, церковной реформе, раскольниках. Среди существенных изменений, которые нужно проводить, как одно из важнейших, вырисовывается и вопрос о преобразовании цензуры. Надо было везде менять и так менять, чтобы как-то выбираться из тупика.

В 57 г. Ф. И. Тютчев подает записку — письмо А. М. Горчакову (министру иностранных дел) «О цензуре в России». Цензором Тютчев был давно, с февраля 48 г., после возвращения из-за границы, в самые трудные времена. Назначен он высочайшим приказом: чиновник Особых Поручений утвержден Старшим цензором при особой канцелярии Министерства иностранных дел. Оставался он цензором и при Александре II, причем с повышением. В апреле 58 г. высочайшее распоряжение о назначении Тютчева Председателем Комитета Цензуры Иностранной. Вероятно, в назначении сыграла роль и его записка. В цензуре он прослужил много лет, практически до смерти в73 г. (См. Г. В. Жирков. Но мыслью обнял всё, что на пути заметил. // сб. «У мысли стоя на часах… Цензоры в России и цензура». СПб. 2000).

В записке Тютчев утверждал: «я не ощущаю ни предубеждения, ни неприязни ко всему, до него (вопроса о печати — ПР) относящемуся; я даже не питаю особенно враждебного чувства к цензуре, хотя она в эти последние годы тяготела над Россиею, как истинное общественное бедствие». Но российский опыт последних годов доказал, «что нельзя налагать на умы безусловное и слишком продолжительное стеснение и гнет, без существенного вреда для всего общественного организма»; здравый смысл и благодушная природа нынешнего царя поняли: «наступила пора ослабить чрезвычайную суровость предшествующей системы и вновь даровать умам не достававший им простор». Тютчев называл наступивший период «оттепелью», писал об отношениях власти и литературы; они не сводятся к цензуре. Тютчев считает, что власть должна руководить общественным мнением, вести его за собой, но и прислушиваться к нему, учитывать его. Поэтому надо «не только не стеснять свободу прений, но, напротив, стремится к тому, чтобы свобода эта была настолько искренна и серьезна, насколько состояние страны может это дозволить». Нужно постоянно повторять «столь очевидное положение: что в наше время везде, где свобода прений не существует в довольно обширных размерах, ничто невозможно, решительно ничто в нравственном смысле» (114-15).

Новые надежды появляются и у цензора Никитенко. Он «нажимает» на Норова — нового министра просвещения (1854-58 гг.), приблизившего его. Доказывает, что надо заняться цензурой, так как царь сам об этом вспомнит: следует заранее подготовиться. Норов с жаром ухватился за эту мысль, просил Никитенко составить новую инструкцию для цензоров. Никитенко полон самых радужных надежд: «Настает пора положить предел этому страшному гонению мысли, этому произволу невежд, которые делали из цензуры съезжую и обращались с мыслями как с ворами и с пьяницами» (303). Норов в восторге от проделанной работы. Решили подать царю сначала вступительную Записку о необходимости изменений в цензуре, а уж потом проект инструкции цензорам. Сразу возникла проблема: нынешние цензоры, привыкшие к старым порядкам, не смогут следовать правилам, предложенным Никитенко. Тот считает, что цензоров нужно менять, на их место сажать умных людей. Норов согласен с таким предложением. 6 апреля Никитенко вручает Норову Записку, но тот колеблется, тянет с подачей ее царю.