Из какого копытца напиться

Тут я увидела маму. Она шла на полусогнутых ногах, неся огромный мешок. Мама сбросила груз возле меня и крикнула:

— Пустите ребенка!

Кулаки ее сжались, а локти разошлись от боков в стороны.

Подошел дежурный, поглядел на меня и усмехнулся.

— Что у вас? — спросил он у старичка.

— Да вот, гражданочка драться лезет, а мне не уйти: ручка оборвалась на чемодане.

— У меня от мешка спину свело и руки сами поднимались, — жалобно оправдывалась мама.

— Возьмите собаку на поводок, — сказал дежурный маме. — То привязали ее, что вздохнуть нельзя, теперь вообще отпустили…

Теперь старичок вцепился в мамину куртку:

— Не трогай! Укусит! Пусть доест! Всех перекусает. Я знаю…

А я подтвердила:

— Уже говорила ей: «Нельзя», так зарычала.

— Да пустите вы меня, — вырывалась мама. — Брось! Милочка! Что сказано, брось!

Милочка сразу оставила недоеденный кусок колбасы, смущенно опустила голову и стала прежней — ласковой и кроткой.

— Не любит она слово «нельзя», — объяснила мама. — Наверное, прежние хозяева ее после этого слова били.

Дежурный достал из кармана пиджака проволоку и занялся ручкой чемодана.

— Запасливый. Может, и замок починишь? — спросил старичок.

— Нет, замок в мастерской через дорогу чинят. Это я так, чтоб не потерялся чемодан.

Мама подняла мешок и пыталась завести его за плечо.

— Погоди, сердешная, помогу. — Старичок даже покраснел от натуги.

Я взяла сетку, ухватила за лямку рюкзак и опять поволокла его по асфальту к столбу следом за мамой и Милочкой, слыша, как старичок размышляет вслух:

— Целый мешок сахару везет куда-то. А зачем? Сахар вроде не дефицит…

Когда мама бросила мешок с плеча, я спросила со злостью:

— Что в мешке?

— Не знаю. — Мама опять глупенько улыбнулась. — Там еще много вещей у Зиты, а я идти не могу, ноги дрожат.

Мне стало жаль маму.

— Не смей больше носить! Люди на тележках специально возят, а ты…

— Свободных носильщиков не было, а там еще мешок, три рюкзака и чемоданы. Зита опоздать боится на поезд. Нервничает. У нее сердце больное, ей нельзя носить тяжести.

— А зачем столько вещей набрала?

— Значит, нужно. Я, правда, боюсь, что в вагон нас не пустят.

Тут скороходовской походкой мимо нас промелькнул носильщик с тележкой. Было непонятно, кто кого тащит: тележка носильщика или он тележку. Пока я думала, носильщик убежал.

— Ну чего ты? — напала я на маму.

Следующему носильщику мы закричали вдвоем с мамой:

— Сюда! Сюда!

Носильщик взял рюкзак, но мама сказала:

— Нет, нет, вещи не трогайте. Вы меня просто отвезите в камеру хранения.

— Мы людей не возим.

— Там подруга с вещами у камеры хранения…

Но я перебила маму:

— Она мешок несла, а теперь устала. Отвезите, пожалуйста.

— До конца платформы довезу, пока народу нет, а то смеяться будут, — недовольно согласился носильщик. И мама села на тележку.

Мы подъезжали к Москве. До барнаульского поезда оставалось много времени. По жестким подсчетам тети Зиты, «чистых» шесть часов было в нашем распоряжении. Само собой, мы хотели посмотреть Кремль. Сходить в Мавзолей Ленина.

— Кирина мечта — посмотреть здание Баженова, хотя бы одно.

«Как же я забыла? — благодарно взглянув на маму, подумала я. — Ну и молодец же она».

— Обязательно, — согласилась тетя Зита. — Только Миледи отвезем, как договорились, моим знакомым.

От своего настоящего имени Милочка сжалась и опустила голову. Не думаю, чтобы она понимала значение слова «миледи». Просто люди, услышав, что неровно стриженную лесенкой с плешинами собаку кличут Миледи, невольно смеялись. Похоже, и собакам не нравится, если над ними смеются. А вот мордочка у нее была действительно милая, с открытым застенчивым взглядом. Несмотря на большие размеры, Милочки никто не боялся.

Проводница, заглянув к нам, сказала:

— Вы последние выходите, не из-за собаки… а столько вещей тащить… с целого вагона столько не набрать. Девочку жалко, а то сдала бы вас, мешочников!

К знакомой тети Зиты мы ехали долго-долго на такси. Мы с мамой сидели позади. Милочка лежала у нас на коленях.

— Это вроде театр… М-м. Забыла, — вспоминала на переднем сиденье тетя Зита.

— Это баня, гражданочка, — поправил шофер, — театр справа подальше будет.

— Ты думаешь, Изольда, мы успеем что-нибудь посмотреть?

— Тетя Зита, а Моховая улица далеко?

— Давно проехали, — ответил шофер.

О доме Пашкова на Моховой улице мне рассказывал мамин брат дядя Женя. Мне кажется, дядя Женя может свободно проводить экскурсии по городу. Я как-то спросила у него: почему он не водит экскурсии? Он ответил, что это ему быстро бы надоело. Но лучше всего дядя Женя рассказывает про архитектора Василия Ивановича Баженова. Большинство строений Баженова находятся в Москве, у нас в Ленинграде только Инженерный замок, и дядя Женя сказал, что это далеко не самое лучшее его творение. «Вот будешь в Москве — обязательно посмотри дом Пашкова, это что-то сказочное».

Обложенные вещами, придавленные к сиденью собакой, мы с мамой не могли шевельнуться. Я завидовала тете Зите и наконец не утерпела:

— Тетя Зита, можно, я впереди посижу?

— Кира! — одернула меня мама.