Из какого копытца напиться

— Куда еще на ночь? Пойдем корову искать. Доить надо, — ответила Татьяна Фадеевна.

Бабушки церемонно поклонились хозяйке и, ничего не сказав, ушли быстренько, мелкими шажками, почти бегом.

Быстро темнело. Тетя Зита и мама стояли рядом, опустив головы. Толя срывал пучками траву и вытирал ею бок привязанного к забору светлого коня.

— Толюшка, — просила Татьяна Фадеевна, — меня не слушаешь, так хоть Серко пожалей. Целый день он сено возил, на пасеку на нем же ездила, и не перековали его сегодня.

— Толя, я не возьму тебя с собой, — сказал председатель. — Можешь не собираться.

Нам никто ничего не говорил, не упрекал, и я поняла: не знают, что лошадей выпустили мы. Но это не радовало, было очень стыдно, что из-за нас в первый же день столько неприятностей.

— Толя, ты слышишь? — опять сказал председатель. — Отпусти жеребца пастись.

— Но! Я сказал, все равно поеду, не возьмете — один поеду, — уперся Толя.

Татьяна Фадеевна махнула рукой, пошла к дому и скоро вернулась с пустым ведром.

— Вы, — сказала она маме и тете Зите, — идите в дом, располагайтесь, что уж теперь делать.

— Я с вами пойду корову искать, — сказала мама.

— Не надо. Она чужих боится.

— Татьяна Фадеевна, вы Алексея поторопите, если встретится: повел лошадей менять и застрял, — попросил председатель. — А, вон скачет.

Прошло, наверное, с минуту, когда я тоже расслышала топот копыт.

Толя отвязал коня, подвел его к телеге, взобрался на телегу и оттуда перелез на спину лошади.

— С каких это пор ты, как бабка, на лошадь влезаешь? — насмешливо спросил председатель.

— Устал просто, — по-взрослому ответил Толя.

— Ты дурака не валяй, еще тебя не хватало искать потом. Мы даже не знаем, в какую сторону ушли лошади. Если бы знать, так проще бы…

На лошади подскакал Алексей, вторая лошадь, привязанная к длинной веревке, бежала сзади.

— Ох, — сказал Алексей, — еле отловил их из табуна в темноте, прямо дикие…

— Ну что, разойдемся, — сказал председатель. — Ты в той стороне будешь искать, а я туда поскачу.

Обе стороны председатель указал совершенно противоположные той, куда ушли лошади.

— Они туда ускакали, — вдруг сказала мама. — Это мы их выпустили. Нечаянно.

— Спасибо хоть за правду, — сдерживая в голосе злость, ответил председатель, и они поскакали в нужном направлении.

— Это я выпустила, и канистра моя тоже! — громко закричала им вслед тетя Зита и, всхлипнув, пошла в дом.

Толя ничего нам не сказал и, чуть помедлив, — наверное, чтобы его сразу не прогнали, — тоже поскакал искать лошадей.

— Ты иди в дом, — сказала мама. — Ты маленькая, Зита больна, вам поспать надо. А мне трудно туда идти, пойми меня…

— Я с тобой, мама, не прогоняй, мне тоже трудно.

— Хоть бы сена охапку найти. До утра прилечь неплохо, — сказала мама.

— А что утром? — спросила я, понимая, что хорошего утра у нас не будет. — Стожок на берегу стоит. Когда воду собаке брала, я видела. Толя мне собаку отдал…

Я взяла маму за руку, и мы пошли искать стожок. Мы надергали из стожка сена, привалились в образовавшуюся выемку спинами, а ноги прикрыли вытащенным сеном.

— Так я говорю, мама, Толя мне собаку отдал. Возьмем? Жалко, он худой такой. Его туристы бросили.

— Глупая ты! Я думаю, как теперь в Усть-Коксу доехать, отца дождаться и — назад. Тут мы уже показали себя, лучше некуда. Спи! — И мама замолчала.

— Ты как хочешь, — сказала я шепотом, — а я обещала Ольге Дмитриевне завтра прийти и приду.

Но подумала: «Если мама не пойдет со мной, я тоже не смогу пойти. Получится, что я обману Ольгу Дмитриевну. И еще получится, что прав был Александр Васильевич: „Захотят — привезут, захотят — увезут“».

Было тихо-тихо, тихонько шипела речка. Звезды были крупные, ясные, и казалось, здесь они намного ближе к земле, чем в Ленинграде.

Я проснулась от квохтанья кур. Толстая лягушка сидела мордой к воде. Курицы ее не трогали, хотя подошли вплотную и замерли от любопытства.

Лицо и руки чесались от комариных укусов. Далекое блеяние овец становилось все громче. Наверное, они шли в нашу сторону. Мама тоже проснулась. Мы умылись ледяной водой, попили, зачерпывая воду ладонями. Как и вчера, утки, испугавшись, поплыли, а одна бежала следом по берегу и тревожно крякала.

— Видишь, — сказала я маме, — а ты не верила.

Мама ответила равнодушно:

— Вижу. Сюда овец гонят, надо спросить: поймали лошадей? От этого наша судьба зависит.

Овцы быстро бежали к нам, а за ними еле поспевал пожилой алтаец.

— Смотри, — сказала я маме, — овцы к нам здороваться бегут, что ли? За своих признали.

— Я думаю, они к воде бегут. Там берег крутой, а у нас пологий.

По голосу мамы я поняла, что она просто очень, очень расстроена.

— Не пускайте, не пускайте, — кричал нам пастух, — вода холодная!

Мы стали отгонять овец, хлопать в ладоши и бегать вдоль берега. Овцы испугались и стали. Только черный с белыми пятнами козел, совершенно не боясь нас, вышел на середину речки и стал пить. Глаза у козла были разные: один светло-коричневый, другой голубоватый.