Из хорошей семьи

– Ну естественно, потому что мама наорет на меня, выпустит пар и начинает думать: «Черт возьми, а может, этот парень не так уж и плох», но тут Валечка подползает и давай шептать на ушко. Дошепталась, молодец. И я знаю, что, когда ушла, родители остыли, хотели помириться, но Валя с твоим папочкой их снова накрутили. Предательство прощать нельзя! Дочь, отрекшаяся от родителей, должна осознать свою вину и на коленях вымаливать прощение! Ай, да что я тебе говорю, – Галя махнула рукой, – лучше меня знаешь, какой твой папаша был мастер демагогию разводить!

Евгений пожал плечами и показал Гале на плиту. Там на большой красной кастрюле в желтый горошек подпрыгивала крышка. Галя привернула огонь.

– Прости, но я не верю в то, что ты говоришь, – сказал Евгений.

– Да ради бога, дело твое. Просто обидно, что Валечка ради наследства так старалась, а оно все пошло прахом в результате.

– Ты наговариваешь на маму.

– Да? А где тогда моя половина от квартиры? От дачи? От второй дачи? Где хоть одно колечко из маминых драгоценностей? Хоть одна тарелка? Утрись, Галя, Валя постаралась, чтобы ты пролетела, как фанера над Парижем.

Евгений встал:

– Значит, не поедешь?

– Нет. Кто не позволил мне старшего сына прописать? Валечка! Скажи, мол, спасибо, что мы тебя по суду не выписываем, раз ты здесь не живешь. Кто заставил маму оформить завещание, чтоб все только старшей доченьке досталось? А теперь, Галя, помоги! Всю жизнь рядила меня в дрянь неблагодарную, а вести себя я должна как благодарная!

– Ладно, Галь, я понял. – Евгений шагнул к выходу из кухни. – Извини, что потревожил.

– Да я, Жень, правда рада была тебя повидать, – быстро вытерев руки о край фартука, Галя вдруг взъерошила ему волосы и улыбнулась, – приятно посмотреть, какой ты стал роскошный мужик.

Он отмахнулся:

– Пойду тогда. Телефон оставлю, если вдруг передумаешь.

– Вероятность этого почти равна нулю, но оставь.

Галя подала ему записную книжку в голубом пластмассовом переплете и простую шариковую ручку с обгрызенным колпачком. На соответствующей букве Евгений записал номер телефона и адрес.

Прислонившись к косяку, Галя смотрела, как он надевает ботинки.

– Ах, как сияют, зеркала не надо, – усмехнулась она, – а я своих все никак не приучу обувь чистить.

– Армия поможет тебе в этом.

– Посмотрим, – хмыкнула Галя. – Что ж, прощай. А Вале передай, что цыплят по осени считают. Вот я без поддержки родителей выплыла, преуспела, а она, такая замечательная, тонет теперь в собственном дерьме.

– Ты действительно хочешь, чтобы я ей это передал?

Галя нахмурилась:

– Да нет, наверное. Знаешь что? Скажи, что я тебе не открыла и обложила в три этажа прямо сквозь дверь.

– Лучше пусть вообще не знает, что я у тебя был.

Евгений повернулся и, открыв дверь, столкнулся с Вадимом. Человек не нашего круга, парвеню и валенок за эти годы сделал неплохую карьеру, дослужившись до подполковника милиции, и занимал какую-то приличную должность в ГУВД.

Евгений без труда узнал в нем красивого улыбчивого парня, так пленившего когда-то его детское сердце. За прошедшие годы Вадим обзавелся только упругими щечками и пузиком, почти необходимым атрибутом руководящих работников.

От этой встречи Евгений немного смешался, но Вадим без лишних слов обнял его, похлопал по спине и пробасил, что это все женские дрязги, а им-то, мужикам, делить нечего.

Забросив портфель в квартиру, Вадим вышел проводить Евгения к метро и сказал, что обид никаких не держит, родители Гали подарили ему Галю, и этого вполне довольно, чтобы он почитал их память, а что при жизни не сложилось, так иногда бывает и похуже, чем простой разрыв отношений.

– Нам с тобой делить нечего, Женя, так что, если нужда какая, давай сразу ко мне. Помогу по-родственному.

– Наверное, это не совсем удобно тебе будет…

– Да господи! Правда же надо держаться вместе. Не мы, так хоть дети наши пусть родства не забывают! – воскликнул Вадим.

– У меня нет детей, – оборвал Евгений.

– Сегодня нет, завтра появятся, это дело такое.

Евгений промолчал.

– Правда, Жень, я со всей душой к тебе.

– А ты не боишься скомпрометировать себя?

Вадим отмахнулся:

– Уж забыли все давно, не переживай.

– Зато Галя не забыла.

– В это даже не вникай! Нам с тобой эти женские штучки никогда не понять. Кто что сказал, кто как посмотрел, высшая математика, недоступная для нашего примитивного мужского сознания. Помнишь, у Гоголя: «Оказалось, что все можно сделать на свете, одного только нельзя: примирить двух дам, поссорившихся за манкировку визита». – Вадим засмеялся: – Что, Женя? Удивлен, что я такие книги знаю?

– Да не особо, честно говоря. Я никогда тебя дураком не считал.

– А я в курсе.

Подойдя к широкому серому поребрику подземного перехода, мужчины обнялись на прощание, и Евгений спустился вниз, в узкий туннель, выложенный темным кафелем. Основной поток людей схлынул, так, брели несколько одиноких прохожих, может быть, с такими же тягостными мыслями, как у него, а может, наоборот, счастливые.