Дня через два после их телефонного разговора Евгений, вернувшись с работы, застал у себя Вадима, которого незадолго до его прихода впустила Авдотья Васильевна. Он показывал маме альбом с семейными фотографиями, но истинная цель его визита была иной. Все-таки он хотел отговорить Евгения заявлять на Костенко.
– Ты пойми, – тихо увещевал Вадим, когда они уединились на кухне под предлогом покурить, – куда бы ты ни сунулся, наткнешься на Костенковского ученика, которого он не только наставлял, но и вывел в люди. Прикинь, так совпало, что его и рядовые сотрудники любят, и наверху очень даже уважают. Орденоносец, заслуженный работник, вся пурга, а тут ты со своими домыслами.
– Я просто прошу разобраться, вот и все.
– Ты понимаешь, какие головы направо-налево полетят, если ты вдруг прав? Костенко что, он на пенсии, а другие огребут по полной, причем кто меньше всех виноват, больше всех получит.
– Это везде так.
– Никто не будет рисковать своим местом ради справедливости, пойми. Ты в глазах каждого работника правоохранительных органов будешь выглядеть диверсантом, пытающимся подложить мину под их кресло, и единственное, что они захотят с тобой сделать, это обезвредить.
– Каким образом, интересно?
– Посадят или засунут в психушку, что еще хуже. С зоны в конце концов откинешься, а из дурки никогда. Голову тебе не вернут.
Евгений пожал плечами. В словах Вадима был свой резон, и перспектива, нарисованная им, представлялась весьма реалистичной, и правда то, что он себе не принадлежит, но, с другой стороны, не может взрослый мужик прятаться за маминой юбкой.
Простились дружески, а мама после ухода гостя долго грустила, ведь оказалось, что Вадим вполне приличный парень и она навеки рассорилась с сестрой из-за глупых предрассудков и наветов.
– Ах, если бы только мы проявили тогда немного больше снисходительности, так жили бы сейчас одной семьей, – вздохнула она, – но вот поди ж ты, нашла коса на камень… Надеюсь, что, когда я умру, ты восстановишь с ними нормальные родственные отношения.
В понедельник он досиживал последние секунды трудового дня, когда Таня сквозь зубы позвала его к кафедральному телефону. Евгению казалось, она считает, что обязана ненавидеть преподавателя Горькова в три раза яростнее, чем другие кафедральные дамы, искупая этим отсутствие высшего образования.
– Спасибо, Танечка, – сказал он ласково.
Взял трубку и услышал сухое:
– Это Лидия. Надо поговорить.
Коленки подогнулись, но он собрался с силами и сказал:
– Если надо, говорите, я слушаю.
– А три метра до столовой не можете дойти? Я здесь, из автомата звоню.
Это было очень неразумно, но так захотелось ее повидать, что Евгений быстро надел куртку и помчался, бросив на столе раскрытый реферат – подобной небрежности за ним сроду не водилось.
Столовая тоже уже закрывалась, и Лидия стояла под фонарем, увлеченно читая какую-то толстую книгу.
Евгений успел еще подумать, что если бы он был молодой, а Лидия – его девушкой, то он бы подкрался к ней, схватил и напугал, а книжка упала обязательно в лужу, и Лида бы его обозвала как-нибудь ужасно… Но тут она заметила его и с треском захлопнула свой фолиант.
– Евгений Павлович…
– Лида…
Они шагнули друг к другу и так же синхронно, как в танце, отступили назад.
Евгений откашлялся:
– Лидия Александровна, разрешите, я сам скажу. Вы нравитесь мне, сами знаете. Я еле сдерживаюсь, чтобы не наброситься сейчас на вас, и тогда, у вас дома, мое поведение было непозволительным. Осмелюсь предположить, что я тоже вам не совсем безразличен, но…
– Все это, конечно, очень интересно, – перебила Лидия, – но я к вам не по этому вопросу.
– Нет?
– Нет!
– Извините.
– Помните того здорового парня, с которым я была в столовке?
Евгений кивнул.
– Так вот, он пишет диссертацию про убийц, поэтому у него много друзей в правоохранительных органах. Мне кажется, вам стоит с ним поговорить, тем более что вы почти знакомы. Вот его телефон, – она протянула Евгению сложенный лист бумаги, – держите, я ему сказала про вас, и он обрадовался просто страшно. Не вашему горю, разумеется, а тому, что вы сын Горькова. Он в ходе своей работы занимается делом вашего отца, поэтому счастлив будет встретиться с вами.
– Спасибо.
– Ну вот и все. Надеюсь, больше не побеспокою.
– Подождите, Лида, стойте! – вырвалось у Евгения.
– Ну что, что? – Она улыбнулась. – Хотите целоваться опять?
– Хочу. Очень. Но нельзя. Не искушайте, Лидия Александровна.
Она пожала плечами:
– Хорошо, не буду. Всего хорошего, Евгений Николаевич.
Она быстро пошла к воротам. Евгений хотел бежать за ней, объяснить, что в глазах общественности он навеки изгой, пария, и не может допустить, чтобы Лидия от него замаралась. И про маму надо рассказать, чтобы она знала, что только непреодолимые обстоятельства…
Он смотрел ей вслед и понимал, что раз ничего не будет, то и говорить ничего не нужно.