Из хроники времен 1812 года. Любовь и тайны ротмистра Овчарова

— В точности, покидал, ваша светлость. Своими глазами видел, но кто поручится, когда он воротился и воротился ли?

— Полагаю, что воротился. Мне донесли, что пожары московские пошли на убыль. — Кутузов перекрестился, а вслед за ним и Овчаров. — Что ж, голубчик. Я тобою доволен. Касательно охранной грамотки не волнуйся. Завтра её получишь и, по всем вероятиям, у меня будет к тебе одна комиссия… — загадочно посмотрел на него светлейший. — И ежели таковая последует, она должна быть хранима тобою в строжайшей тайне, — поднёс он пухлый палец к чувственным алым губам. — И помни, голубчик, ты уж не в отставке, а на службе его величества государя императора. А теперь позови мне господина флигель-адъютанта, а сам обожди в приёмной, — спохватился он, решив подсластить пилюлю и уделить Чернышёву пару минут аудиенции.

В свете услышанного поговорить с ним было о чём. Отпустив через четверть часа порядком приободрённого Чернышёва, Кутузов приказал никого не впускать. Время настало обеденное…

— Итак, господин Овчаров, куда путь-дорогу держим? — выходя от светлейшего, усмехнулся Чернышёв, окидывая Павла пристально-ревнивым взглядом.

— Вас ожидаю, господин флигель-адъютант, — бесхитростно отвечал тот.

— Тогда поспешим ко мне! Прошка что-нибудь сообразит, а то я, признаться, чертовски голоден.

— Ежели я вас правильно понял, светлейший остался доволен вами, — выслушав отчёт Павла, собирался закруглить разговор Чернышёв.

— Да, он так и сказал: «Я тобою доволен, голубчик», — а также упомянул о письме, в смысле охранной грамоте, дескать, не беспокойся, она тебе будет.

— Превосходно! Надеюсь, завтра мои письма и ваша грамота будут выправлены. Прошка, принеси-ка ещё шампанского! — приказал он убиравшему после обеда стол денщику.

— Так нет его, барин! Остатнюю бутылку выпили!

— А, чёрт, я и позабыл! Надобно было у Васильчикова спросить. С утречка у него оставалось. В таком разе испробуем подарок его высочества, — махнул рукою Чернышёв и пошёл за бургундским.

Вино оказалось великолепным. Но что удивительно, именно этот вкус он ощущал прошлой ночью, когда встречался в своём странном сне с Салтыковой. «Чудеса… Одушевление мёртвой материи или магнетизм какой-то!» — молчаливо недоумевал Павел.

— Кстати, Овчаров, а вы не полюбопытствовали, когда пребывали в приёмной фельдмаршала, нет ли в Красном московского градоначальника? — наполнил бокалы Чернышёв.

— Как же, полюбопытствовал. Граф Ростопчин вчерась отбыл в своё имение.

— А-а-а, значица, в Вороново, дабы при случае наезжать сюда.

— Притом отбыл не один, а в компании британского комиссара при Главной квартире сэра Вильсона и лорда Терконеля. Поговаривают, светлейший не принял его сиятельство, граф дюже вспылил прямо в передней и, наговорив обидного вздору, в сильнейшем раздражении вышел вон.

— Это вам самолично кто-то в ставке фельдмаршала сказывал?

— Никак нет, подобное я заключил, основываясь на ведшихся в приёмной разговорах, — скромно потупился Овчаров.

— Весьма, весьма прелюбопытно! — задумчиво протянул полковник. — Вы, сударь, недюжинной смёткой обладаете, поздравляю!

— Благодарю за похвалу, господин флигель-адъютант! — враз посерьёзнел и подобрался Павел.

В отношениях с Чернышёвым он решил соблюдать субординацию, игнорируя попытки полковника завязать приятельские, а если говорить начистоту, отдававшие амикошонством отношения.

— Ежели граф затаил обиду на светлейшего и тот его действительно не принял, когда его сиятельство изволил быть в передней, то, полагаю, он нескоро воротится из Воронова. Однако ж господа англичане по долгу службы своей должны каждодневно находиться здесь и будут побуждать к оному его сиятельство, — размышлял вслух Чернышёв. — Имение графа лежит в каких-то пятнадцати верстах отсюда, и…

— Но не ехать же к нему представляться? — перебил его Овчаров, подумавший, что полковник намеревается предложить ему нечто подобное.

— Нет, разумеется. Невзирая на известное гостеприимство и редкостное хлебосольство графа, он может визит наш неправильно истолковать, и вместо союзника вы наживёте врага в лице его, да и мне достанется на орехи. Тем паче что Ростопчин пригласил в свой маленький Версаль[47] одних иностранцев. Видать, неспроста: тут сокрыты политические резоны иль расчёты иного рода…

— Однако ж и ждать долее мне отяготительно. Когда грамота моя будет готова, я должен немедля возвращаться.

— Да-да, мы об том с вами уж толковали. Стало быть, не судьба с Ростопчиным свидеться. Жаль, конечно, но и застревать вам здесь решительно нельзя. Впрочем, не беда, время такое определённо представится.

Следующим днём Чернышёв получил требуемые бумаги и отбыл из Главной квартиры по направлению к реке Стырь и стоявшему на ней Луцку, где должны были находиться соединённые армии Чичагова и Тормасова. Овчаров задержался в Главной квартире ещё на день. Навестивший усадебный флигель адъютант фельдмаршала срочно потребовал его к светлейшему.