Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая

—      Отлично! — сказал Хуань-гун и повелел пяти мужам вступить в указанные должности под началом Гуань Чжуна. В последующие десять лет ему девять раз удавалось собрать под своим началом чжухоу и держать в руках всю Поднебесную,— и все это благодаря способностям Гуань Чжуна и пяти его министров!

Гуань Чжун был всего лишь подданным и потому не полагался на свои силы в том, к чему не чувствовал себя способным. Напротив, он старался полностью использовать способности пяти своих министров. Каждый из них был прилежно занят своим делом, надеясь этим заслужить себе почет, а в результате — слава каждого соответствовала его действительным заслугам. Именно это и называется познанием дао.

***

Если в повозку, запряженную четверкой лошадей, посадить четверых и дать каждому по кнуту — они не сумеют выехать за ворота. Вот что такое отсутствие единства!

Как-то чуский царь спросил у Чжань Хэ об управлении царством.

—      Я знаю, как управлять собой, но не знаю, как управлять царством,— ответил тот.

Конечно же, Чжань Хэ не хотел этим сказать, что царством можно и не управлять. Он хотел сказать, что основа управления любым царством — в умении управлять самим собой. Когда все в порядке с самим человеком — в порядок приходит и его семья. Когда семья в порядке — приходит к порядку и царство. Когда царство в порядке — порядок устанавливается и по всей Поднебесной. Потому и говорится: «Занимайся собой, чтобы послужить семье; семьей, чтобы послужить царству; царством, чтобы послужить Поднебесной». Ибо хотя эти три установления различны по форме, они едины по сути.

***

У Ци спросил у Шан Вэня:

—      Неужели и впрямь продвижение по службе зависит лишь от судьбы?

—      Что вы имеете в виду? — поинтересовался Шан Вэнь.

—      Если внутри государства необходимо установить порядок, устроить школы и улучшить нравы, чтобы правитель и подданный знали свои обязанности, а отец и сын — свои права,— кто сумеет лучше справиться с этим: вы или я? — спросил У Ци.

—      Вы справитесь лучше меня,— ответил Шан Вэнь.

—      Теперь предположим,— сказал У Ци,— что некто приносит вступительные дары, и сразу же после занятия им должности его властитель ощущает успокоение; но стоит ему в один прекрасный день вернуть свою печать и оставить должность, как его властитель тут же чувствует сильнейшее беспокойство,— про кого это: про вас или про меня?

—      Это про вас,— согласился Шан Вэнь.

—      Далее,— сказал У Ци,— предположим, что войска выстроились в боевом порядке на поле брани пред лицом грозного неприятельского войска. Кто сумеет сделать так, чтобы при первом же ударе в барабан все войско кинулось в бой, как будто бы его ждет не смерть, а спасение,— вы или я?

—      Вы,— сказал Шан Вэнь.

—      Итак,— заключил У Ци,— как вы и сами признали, ни в одном из трех случаев вы не могли бы действовать лучше меня; однако же положение, которое вы занимаете, значительно выше моего. Потому я и говорю: случай, и больше ничего,— вот единственная причина продвижения на службе у нашего правителя!

—      Что ж, вы спрашивали меня; теперь позвольте и мне спросить вас,— сказал Шан Вэнь.— Когда обстановка неопределенна, правитель еще юн, в придворной клике грызня, а народ неспокоен — кому лучше доверить судьбу страны: мне или вам?

Некоторое время У Ци пребывал в безмолвии. Затем признал:

—      Вам.

—      Вот поэтому мое положение и выше вашего,— заключил Шан Вэнь.

***

Чжаоский Хуэй-ван обратился за советом к Гунсунь Луну:

—      Вот уже десять лет, как я, недостойный, стремлюсь к разоружению, но не преуспел в этом. Может быть, дело это вообще невозможное?

—      Стремление к разоружению проистекает из всеобъемлющей любви к людям,— сказал ему Гунсунь Лун.— Однако любовь к людям не должна оставаться пустым названием,— ее нужно доказывать делами. Между тем, когда два ваших владения, округа Нин и Лиши, вошли в состав царства Цинь, вы, правитель, помнится, облачились в траурное платье и траурную головную повязку. Когда же ваши войска нанесли удар восточному соседу, царству Ци, и захватили там город, вы устроили пир. Выходит, что, когда выигрывает Цинь — вы облачаетесь в траур; когда же проигрывает Ци — у вас праздник. Что-то не похоже это на всеобъемлющую любовь к людям. По этой причине и с разоружением ничего не получается. Ведь это все равно как если бы грубиян и нахал требовал к себе уважения, а интриган и себялюбец — исполнения своих капризов, или кто-нибудь то и дело менял бы порядки и при этом желал в стране спокойствия. Да ведь тут и у самого Хуан-ди ничего бы не вышло!

***

Когда циский Хуань-гун собирал при дворе чжухоу, вэйский правитель опоздал. Посовещавшись с Гуань Чжуном, Хуань-гун принял решение покарать Вэй. Когда, по окончании совета,- он возвращался к себе, одна из его жен, родом из Вэй, задержала его у входа. Дважды поклонившись, она стала упрашивать его не карать вэйского правителя за его проступок.

—      У меня нет никаких намерений в отношении Вэй,— сказал Хуань-гун.— Непонятно, почему вы просите за них?