Из крови и пепла

Я открыла глаза и посмотрела на него. Он поднял бровь, похоже, не сознавая, что вокруг нас падает снег.

– Со мной все хорошо.

– Ты поморщилась, я же видел.

Я недоверчиво покачала головой. Мой дар стал абсолютно бесполезен – я чувствовала слишком много, чтобы сосредоточиться, поэтому я даже не могла… сжульничать.

– Вот этого не понимаю. Если только последние пара дней не были полностью игрой моего воображения.

– Нет, ничего не было игрой твоего воображения. – Он окинул взглядом мое лицо. Я сморгнула снег с ресниц. – Ты прямо сейчас жалеешь, что вот это произошло?

Я могла солгать, но не стала.

– Нет. А… ты?

– Нет, Поппи. Мне неприятно даже то, что ты об этом спрашиваешь. – Он отвернулся и сжал зубы. – Когда мы впервые встретились, это было… не знаю. Меня влекло к тебе. Я мог забрать тебя тогда, Поппи. Мог предотвратить многое из того, что случилось, но я… я многое упустил из виду. Каждый раз рядом с тобой я не мог отделаться от ощущения, будто я тебя знаю. Думаю, теперь я понял почему.

Он произнес эти слова так, словно они были ответом на то, почему мы начали с того, что я ударила его кинжалом в сердце, а закончили тем, что сорвали друг с друга одежду. Я поежилась от холодного влажного воздуха и опять покачала головой.

Взаимное притяжение ничего не объясняет.

– Тебе холодно. – Поднявшись на ноги одним плавным движением, он застегнул штаны на единственную уцелевшую пуговицу и протянул руку. – Надо отсюда уходить.

Да, надо. По крайней мере, мне. Ему, наверное, нет, учитывая то, что его пырнули в грудь, а через несколько минут он был в полном порядке.

Я взяла его за руку и заявила то, о чем, как мне казалось, ему нужно напомнить:

– Я пыталась тебя убить.

– Знаю. – Он поставил меня на ноги. – И я не могу тебя винить.

Я ошеломленно уставилась на него, а он наклонился и подхватил мои штаны.

– Не винишь?

– Нет. Я лгал тебе. Я предал тебя и сыграл роль в смерти людей, которых ты любила. – Он перечислял причины, будто список покупок. – Удивляюсь, что это был первый раз, когда ты попыталась.

Я продолжала изумленно пялиться на него.

– И сомневаюсь, что последний.

Он опустил уголки губ, обнаружив, что застегнуть штаны не получится, поскольку все пуговицы валяются где-то в снегу. Выругавшись вполголоса, он взял мою рубашку. Она была разорвана прямо посередине. Он схватил края и стянул, словно это могло починить ткань. Выругался еще раз и, сдавшись, снял через голову собственную рубашку.

– Вот.

Я стояла, спрашивая себя, не помешалась ли я от потери крови и посторгазмического блаженства. Может, дело и в том, и в другом, поскольку я не могла поверить в услышанное.

– Ты… не сердишься?

Он поднял бровь и встретился со мной взглядом.

– А ты все еще на меня сердишься?

Мне не нужно было об этом раздумывать.

– Да. Я все еще злюсь.

– И я еще злюсь на то, что ты ударила меня кинжалом. – Он шагнул ко мне. – Подними руки.

Я подняла.

– Между прочим, ты не промахнулась мимо сердца. Прекрасно справилась, – продолжал он, надевая мне через голову свою рубашку и расправляя рукава на моих одеревеневших руках. – Вот почему у меня ушла минута, чтобы догнать тебя.

– Больше, чем минута.

Мой голос прозвучал приглушенно, а голова на мгновение застряла в рубашке.

Он приподнял уголок губ.

– Пара минут.

Я опустила взгляд на рубашку. Спереди зияла прореха, не на уровне моей груди, а на животе. Я посмотрела на его голую грудь. Там была рана, а вокруг нее – покрасневшая, разорванная кожа. Мне стало нехорошо. Я покачала головой.

– Она заживет?

– Через несколько часов все будет хорошо. Может, даже скорее.

– Кровь атлантианца, – прошептала я и тяжело сглотнула.

– Мое тело немедленно начинает восстанавливаться после любой несмертельной раны, – объяснил он. – И я покормился. Это помогло.

«Я покормился».

Я вскинула руку к горлу, к двум крошечным ранкам, которые, судя по ощущениям, уже начали заживать. По мне пробежал слабый укол удовольствия. Я отдернула руку.

– Со мной что-нибудь случится после… после твоего кормления?

– Нет, Поппи. Я взял недостаточно крови, и ты перед этим тоже взяла у меня недостаточно. Может, ты почувствуешь себя немного уставшей, но это и всё.

Я опять перевела взгляд на рану.

– Болит?

– Немного, – пробормотал он.

Прижав ладонь к его груди в паре дюймов от раны, попробовала воспользоваться даром и открыла чутье. Он замер. Страдание, которое я всегда чувствовала, никуда не делось и стало только сильнее, чем раньше, хотя он когда-то научился его контролировать. Оно больше не подавляло его, но под этим страданием таился другой вид боли. Горячей. Физической боли. Может, рана заживает, но она болит, и неслабо.

Больше не раздумывая, я сделала, что могла. Забрала боль, обе боли, и на этот раз вспоминала не пляжи на море Страуд. Я думала о своих ощущениях, кода он был во мне, двигался внутри меня.

И все это еще больше меня смутило.

Он накрыл мою руку своей. Подняв голову, я увидела, что напряженные белые линии вокруг его рта исчезли, а в глазах светится удивление.

– Мне следовало тогда понять.

Он поднес ко рту мою руку, перепачканную нашей кровью, и поцеловал пальцы.