Из любви к искусству (СИ)

Нэрданель нахмурилась еще сильнее, взглянула налево. Стоящий в озере мужчина был обращен к зрителю, обнажен, голова его запрокинулась к небу. А руки словно непроизвольно взметнулись к груди — может, он хотел ухватить ими звездный свет? Король же был изображен спиной. Очертания его тела только угадывались под складками мантии, и можно было предположить, что ладони касаются коленей или даже земли. И, хоть сцена и была залита светом, взгляд коленопреклоненного был направлен вниз, перед собой, где по всем законам должно было находиться пятно его собственной тени. И потом действительно выходило: кроме тяжелой с виду мантии, распущенных по плечам волос и венца на них ничего другого видно не было.

— Хм, — наконец, изрекла Нэрданель и резко обернулась обратно к принцу. — Хм.

Тот слегка пожал плечами, имея в виду то ли «не за что», то ли «а как иначе», то ли еще что-то.

— Вам знакомо понятие символизма? — все-таки спросил он, помолчав какое-то время.

— Знакомо, — резко ответила Нэрданель. Еще не хватало, чтобы принц возомнил, будто она неотесанная идиотка.

— Наверное, недостаточно хорошо, — пожал плечами Куруфинвэ, но без осуждения, просто констатируя. — За сюжетом стоит нечто большее, чем сам сюжет. Как за пустотой и чернотой этой комнаты или, взять хотя бы, вашей вуалеткой.

— Я знаю, что такое символизм, — с нажимом повторила Нэрданель и потрогала вуалетку: поднятая на край шляпки, она не должна была ничего значить, просто не мешала смотреть. — Но мне больше по душе честное и настоящее изображение. Без экивоков. Оно изображает мир, как он есть.

— Очень в вашем духе.

— Почему?

— Как я уже сказал: безжалостно правдива.

Нэрданель позволила себе сдержанно улыбнуться.

— Возможно, вы в чем-то правы. Я не люблю ничего приукрашивать. Мир — в широком смысле — должен сам видеть свои изъяны и сам же становиться лучше.

— Я бы здесь поспорил, — покачал головой Куруфинвэ. — О стремлениях украсить, задачах художника и так далее. Но не думаю, что будет интересно: вы ведь себе же противоречите… — увидев немой вопрос в глазах собеседницы, он уточнил: — Портрет моей дорогой сестрицы — она прожужжала все уши. Очередная нарядная каменная девочка.

— Я невысокого мнения о своих рисунках, — все-таки ощущая себя задетой, ответила Нэрданель.

— И это правильно. Но, возможно, лекции в Университете пойдут вам на пользу.

Это уже было смешно. Нэрданель потому и рассмеялась и даже позабыла обидеться сильнее.

— Кто же меня на них пустит?

— Хотел бы я посмотреть на того, кто не пустит, — Куруфинвэ тоже изобразил признаки веселья: изогнул угол рта и вскинув брови.

Вообще-то такая идея приходила ей в голову. Но самой взять и отправиться в стены Университета не хватало смелости, а когда она обратилась с этим вопросом к отцу, тот добродушно посмеялся:

— Зачем тебе эта морока, детка? Если у тебя есть вопросы, я готов сам все растолковать. А Университет — совсем не место для приличной девушки. Не далее как сегодня…

Поэтому вопрос откладывался и откладывался.

— Откровенно говоря, я не думала, что вы интересуетесь искусством, — сказала она, чтобы продолжить разговор — и подальше от неудобной темы.

— Я и не интересуюсь. По крайней мере, не тем красивым хламом, которым наполовину забито это место, — Куруфинвэ махнул ладонью, описав в воздухе окружность.

— А чем тогда?

— Разными… нюансами. Но, кстати, вы поразительно точно попали в свежие новости, — он вдруг оживился, полез за пазуху и вынул из внутреннего кармана сложенные бумаги. Нэрданель не сразу поняла, что это газетный лист.

— Вот, глядите, подобрал утром на почте: «Золотой листок». И такой интригующий заголовок — «Вести из дворца: банальная скука или опасные симптомы?». Так, это вступление, неинтересно… А вот: «Из наинадежнейшего источника в самых приближенных к королевской семье кругах нашему изданию удалось узнать чрезвычайные факты». Нет, вы только оцените — какая патетика. «В приватной беседе с нашим автором свидетель утверждал, что принц, находясь в состоянии глубочайшей подавленности, не испытывает ни малейшего интереса ни к чему, что составляет радости жизни обычного юноши его возраста». Это ладно… «Особенно прискорбно отмечать равнодушие к вопросам искусства, которые традиционно занимают особое место в…», снова ладно, «автор статьи не оставляет надежду, что этот настрой не является признаком тяжелой болезни, здоровью нашего возлюбленного принца ничего не угрожает, и он, подобно…» Хм, это тоже ладно. Да… Подпись: Майрендил Форвиндилион. Как вам?

Нэрданель слушала с нарастающим ужасом. Она уже успела выкинуть прилипчивого журналиста из головы, а теперь не хватало, чтобы принц стал разбираться и без труда выяснил, кто именно подкинул материал для бессовестной галиматьи. Поди потом докажи, что все вышло случайно.

— Это… просто дурацкая статья в дурацкой газетенке.

— Да-да, Майрендил Форвиндилион… «Золотой листок»… Как думаете, он правша или левша?

— П… — осеклась Нэрданель, некстати вспомнив, как писака подставлял ей локоть на крыльце Музеона. — Понятия не имею. А зачем вам?