Из любви к тебе

Здравствуй, милый друг.

Мне запомнилась из твоего последнего письма просьба описать тебе какой-нибудь из моих дней. Тебе, видимо, хочется наяву представить меня в обличье администратора провинциальной больницы. Но для этого надо изобразить типичный день или неск<олько> дней подряд.

Но чтобы изобразить типическое, ведь мало дать точную копию, надо схватить что-то главное, характерное. А это уже художественное произведение. Навряд ли это удастся мне. Ну, как могу.

Сейчас 10 часов вечера. Я прилично поужинал, перелистал не особенно интересный журнал, поговорил на какую-то медицинскую тему с Таней, повалялся малость на диване и прочел несколько страниц в монографии о болезнях суставов про воспаление голеностопного сустава одного из сегодняшних больных.

Потом вспомнил, что уже несколько вечеров подряд собираюсь написать тебе пространное письмо, и, наконец, решился.

На одном месте меня прервала санитарка из больницы. Вызвали к поступившему больному. Фельдшер из с. Тяхта направил девочку с диагнозом острый аппендицит. Я решил, что у нее просто левосторонняя почечная колика, назначил, что надо, и вернулся к письму. Это заняло минут пятнадцать, так как переход от дома до больницы – это всего каких-нибудь 30–50 метров.

В данную минуту я чувствую себя довольно комфортабельно. Сижу за круглым столиком (один метр в диаметре), накрытым нарядной скатертью. Стол стоит под электрической лампой в красном большом абажуре. Этот стол в центре комнаты. Комната еще, кроме этого стола, заставлена полутораспальной кроватью, письменным однотумбовым столом, диваном, стенным шкафчиком, маленьким туалетным столиком, большой книжной полкой наподобие вашей и маленькой висячей стенной полкой с художественной литературой в красивых переплетах последних изданий.

В комнате от этой мебели не тесно, она просторная, с пятью окнами, выходящими в маленький садик с деревьями. Из этой комнаты дверь ведет в другую, проходную, такую же большую, но заставленную проще и неуютнее.

Обе комнаты чисто выбелены, и только этим они отличаются от городских.

Сейчас темно, а днем из окон видно Кытмановское заготзерно[40], это очень важная часть нашего оконного пейзажа, да и не только оконного.

Заготзерно с его несколькими громадными складами и колоссально большой территорией, обнесенной забором. Склады, конечно, ничего особенного, а вот вся остальная территория – это нечто такое, что по-настоящему прочувствовать можно, только живя в Кытманово. Территория Заготзерно – это урожай р-на со всеми его целинными землями – девять миллионов пудов. Наш р-н занял первое место на Алтае по количеству сданного государству зерна. Это столько, сколько сдала вся Кемеровская область и еще какая-то. Все это не просто мелкая деталь в моем описании, этим сейчас (в разной степени, конечно) живет всё в районе. Именно всё, а не все. Потому что именно этим девяти миллионам пудов было подчинено большую часть года, вплоть до самой зимы, всё в р-не – и люди, и машины, и дороги, и больница, и т. д.

Ну, стоп. Не стану уходить в сторону, хотя об этом можно было бы написать даже мне, не знатоку, много интересного.

Утром, если успеваю до выключения света (электричество нам дает Заготзерно), бреюсь электрич<еской> бритвой и иду в больницу. Сначала забегаю в свой кабинет (диван, письменный стол, два-три стула, высокая контрамарка[41], этажерка с книгами, ковровая дорожка), надеваю халат, тапочки и иду в дежурный кабинет, где в девять часов собираются врачи (четыре человека, кроме меня), средний персонал (сдающий и принимающий дежурство) и еще кое-кто. Здесь происходит каждодневная процедура рапорта медперсонала. Это обычай всех больниц. Весьма прочная традиция.

Рапорт принимаю я. Задаю вопросы о состоянии некоторых тяжелых больных. Держусь (уже привычно, без рисовки) солидно, строго. Сегодня четверг, день общего обхода. После 10–15 минут рапорта все врачи и старшая сестра идут в обход по палатам.

У постели сложных больных останавливаемся и подробно обсуждаем их. Много мудрит Витя Орлов. Его очень увлекает процесс постановки сложного диагноза, он старается использовать все прочитанное накануне и еще раньше. Его рассуждения придают несколько нарочито академический характер всему нашему шествию. Но зато мы многое припоминаем, шевелим мозгами, одним словом, не опускаемся (насколько возможно, конечно).

Всего палат пять. Две из них очень большие и тесно заставленные койками. Одна из этих двух больших – женская. В ней с обычными больными женщинами лежат абортички. Их бывает от четырех до шести человек. Так как мест постоянно не хватает, абортичек как больных второразрядных укладывают по двое на койку (валетами). А между тем они наши платные больные, от которых в этом году мы имеем доход в 13,5 тысяч рублей.

Из третьей палаты меня зовут к телефону. Обход продолжается без меня. Мне звонит бухгалтер (бухгалтерия помещается в центре села, в амбулатории. Это в одном километре от больницы). Время выплаты зарплаты. Бух<галтер> предупреждает, чтобы я не забыл подписать чек и платежки. Оказывается, райфинотдел тормозит перевод денег на счет больницы. Звоню к заврайфо[42]. Клянчу, чтобы быстрей оформили финансирование. Как будто удается. Успеваю к концу обхода. Хирургических больных (кстати, всего около пятидесяти больных без родилки) докладывает Майка. Она сейчас одновременно с рентгенологией приобщается мною к хирургии. Я как хирург чаще всего оказываюсь в роли консультанта (как доцент в хирургической клинике, кот<орый> ведет больных через врачей-ординаторов или палатных врачей). Такое положение освобождает меня от ряда неприятных мелочей вроде писания историй болезни, однообразных манипуляций и т. д.

Я вникаю во всех интересующих меня больных, затрачивая при этом минимальное время. Сэкономленное время позволяет мне заниматься администрированием.

После обхода все врачи занимаются теми или иными манипуляциями и оформляют истории болезни.

Я ухожу на больничный двор к конюшне, рядом с которой мы строим новую просторную прачечную с сушилкой. У меня страшно нерадивый завхоз, кроме него из немедицинского персонала – два бухгалтера, конюх, рабочий, две прачки, кладовщик, шофер. Кроме больницы и амбулатории ко мне прибавилась еще и санэпидстанция с бактериологической лабораторией. Общий штат – в восемьдесят человек. Этим летом мы еще развертывали временный инфекционный стационар на десять коек. Как главный врач района я являюсь верховным медицинским начальником над тремя участковыми больницами, каждая из кот<орых> отстоит от райцентра на двадцать пять – тридцать километров, и пятнадцатью медицинскими пунктами с четырьмя колхозными роддомами. Довольно много для одного такого хлюпика, как я…

Учти, что я такой же, каким ты знал меня, и существенно не изменился.

С завхозом договариваюсь, что лучше всего машину сегодня попытаться послать за дровами. Чертыхаюсь и даже матерюсь на прораба пилорамы, который подводит нас с распиловкой леса на плахи для ремонта пола в амбулатории.

Со двора меня позвали в приемный покой – поступил больной мальчик с переломом бедра. Жду рентгеновского техника и вместе с ним проверяю диагноз перелома под экраном. Перелом подтверждается; говорю Майе, как уложить больного, и опять ухожу к завхозу. Ровно в час дня иду домой обедать. Стараюсь не опоздать – ведь дома ждет Таня. Она уже не работает, занята шитьем, читает. Она уже ждет меня и сразу подает на стол.

Я почти всегда успеваю к часу освободиться и пообедать. Склонен за счет этого относить свое физическое благополучие, а ведь мне зачастую приходится изрядно нервничать и дергаться на работе.

За час, пока я дома с Таней, она о многом успевает расспросить меня, кое-что посоветовать и сама посоветоваться. К полтретьему мы спешим с ней вместе в село. Она хочет зайти в баклабораторию (у нее неопытная лаборантка, и она приучает ее к самост<оятельной> работе), а я в 3 ч. начинаю (через день) амбулаторный прием. На санстанции (по дороге в амбулаторию) занимается Маша – зам. по лечебной работе. На ее обязанности разобрать служебную почту – скучные приказы крайздрава[43], возвращенные для разбора жалобы больных, инструкции, напоминания (первичные и вторичные) об отчетах и неотвеченных запросах…

На бумажную дребедень трачу минимальное время и бегу на прием.

Хирургический прием небольшой – двадцать человек. У меня на них уходит два часа. До шести часов еще один час времени. Сегодня медсовет.

Ну, кажется, на сегодня хватит. Навряд ли такая доза моего таланта мала для одного приема. Если ты искренне попросишь меня продолжать, с пяти часов до одиннадцати-двенадцати (в эти часы я обычно ложусь спать) я не откажусь.

Привет от всех наших.

Я, кажется, уже писал тебе, что в январе пятьдесят седьмого года располагаю быть в Москве.

Целую, Костя

4.11.56 г.