Из недавнего прошлого

Да, тяжкое время переживалъ онъ, вс огоньки, одинъ за другимъ, гасли въ его душ, съ каждымъ днемъ въ ней длалось холодне и темне; нападала зловщая апатія, все чаще и чаще выдавались такіе дни, когда онъ ни на что не надялся и ни во что не врилъ.

Но судьба какъ будто только этого и ждала, чтобъ указать ему, въ чемъ именно онъ долженъ искать себ награду и утшеніе.

Наступала осень. Однажды вечеромъ, прозжая съ одной станціи на другую по обязанности службы, сосдъ мой заснулъ въ вагон. Поздъ остановился у маленькой станціи. Это былъ товарный поздъ, онъ долженъ былъ простоять тутъ очень долго; но кондукторъ ршилъ, что будить г-на контролера не для чего, на слдующей станціи ему предстоитъ столько дла, что, пожалуй, всю ночь не удастся заснуть.

День выдался необыкновенно пыльный и жаркій. Отъ одного утомительнаго однообразія мстности, можно было заскучать до тоски. На десятки, на сотни верстъ тянулась степь. Долго смотрлъ онъ изъ окна своего вагона, на ея зеленыя волны, на блые, воздушные пучки ковыля, мрно и тихо колыхавшихся подъ знойными лучами солнца. Нигд не встрчалъ взглядъ ни малйшаго препятствія. Отъ блыхъ, легкихъ облачковъ, причудливо раскинувшихся по небу, оно казалось еще сине, глубже и дальше…. Порою, какая-нибудь птица выпорхнетъ изъ травы, взовьется на воздухъ, рзко отдляясь чернымъ пятномъ на прозрачной лазури, отлетитъ немного въ сторону и снова, поспшно взмахивая крыльями, спустится внизъ. Порой, мелькнетъ вдали кочующій табунъ, засеребрится рчка или зачернются неуклюжія очертанія хутора, съ низенькими строеніями; но поздъ мчится быстро, ни на чемъ нельзя остановиться взгляду….

Да и лучше такъ. На чемъ тутъ останавливаться? Во что всматриваться?

Въ тотъ день ему было особенно тяжко. Наканун онъ случайно встртился съ однимъ человкомъ оттуда. Разсказы этого человка освжили ему память и такъ разбередили сердце, что когда сонъ началъ смыкать его глаза, онъ обрадовался ему, какъ избавителю отъ мучительныхъ думъ.

Какой-то странный гулъ, гулъ множества сдержанныхъ голосовъ, разбудилъ его. Солнце скрылось, сумерки быстро сгущались. Голубую шелковую занавску, спущенную передъ открытымъ окномъ вагона, вздувало свжимъ, душистымъ втеркомъ и на него пахнуло ароматомъ степныхъ травъ.

Шорохъ и шопотъ вокругъ вагона не прекращался; голоса старались сдерживаться, въ нихъ звучала ласка какая-то, такъ говорятъ только у постели милаго, дорогаго больнаго, когда боятся обезпокоить его. Однако, до слуха моего сосда долетло явственно имя…. его имя! А за тмъ, умоляющіе возгласы:

— Покажи намъ его…. тутъ што ли?… Братцы, онъ тутъ, говорятъ полковникъ…. (Опять его имя, онъ не ошибся!).

— Тутъ въ эфтомъ самомъ вагон…. вонъ, гд занавсочку-то раздуваетъ!… Ну-у-у!… Право, ей Богу…. Вишь ты…. Какъ бы посмотрть на него!…

Раздался сердитый шопотъ кондуктора.

— Отойдите, чего тутъ…. Говорятъ вамъ, что заснулъ…. Не будить же изъ-за васъ!…

И снова гулъ толпы и отрывки фразъ.

— Мы тутъ обождемъ…. Можетъ проснется, намъ бы только посмотрть на него…. Мы подождемъ….

— Я приподнялъ край занавски, продолжалъ взволнованнымъ голосомъ мой сосдъ, у окна тснилась толпа косарей. Они возвращались съ работы и остановились тутъ, чтобъ посмотрть на меня…. Чудное чувство охватило мн душу!… Вс эти люди, съ загорлыми, запыленными лицами, съ блестящими отъ умиленія глазами, знаютъ и любятъ меня, имъ хочется меня видть, они раньше слышали и думали обо мн!…

— Раздались свистки, поздъ долженъ былъ сейчасъ тронуться…. Толпа прихлынула къ окну еще ближе, гулъ голосовъ усилился и я опять услышалъ свое имя…. Мн вдругъ страстно захотлось выразить имъ мою радость, мое глубокое, сердечное спасибо, или захотлось сказать, что жизнь моя принадлежитъ имъ…. Я сорвался съ мста, поднялъ занавску и поклонился, низко, низко…. Еще бы! Вдь я кланялся всей русской земл въ лиц этой толпы!

Н. Северинъ

Декабрь 1878 г.