Из недавнего прошлого

Солдатики въ недоумніи переглядываются, но тотчасъ же принимаются исполнять приказаніе: приносятъ приборы, холодную баранину и вино…. Изъ-за брустверовъ начинаютъ высовываться головы, съ преобладающимъ выраженіемъ наивнаго любопытства въ глазахъ…. снова поднимается говоръ и смхъ, чмъ дальше, тмъ громче. Толпа постепенно увеличивается…. Зрлище такое заманчивое! Всякому хочется посмотрть, какъ это полковникъ будетъ обдать подъ гранатами?

Очень просто; пригласилъ своихъ адъютантовъ, сли вокругъ стола и принялись какъ ни въ чемъ ни бывало, кушать баранину и запивать ее виномъ. А гранаты-то свистятъ да свистятъ…. Турки точно взбсились, такъ и жарятъ…. и прямо въ импровизированную столовую начальника отряда наровятъ, но только все не въ попадъ, то перелетмтъ, то не долетитъ, вотъ оказія-то! А вдь, кажется, чего бы легче попасть, зрительныя трубки у нихъ отличныя, англійскія, все въ нихъ до крошечки видно…. Эдакій счастливецъ полковникъ, судьба видимо ему благопріятствуетъ и къ концу трапезы шлетъ ему новое подспорье…. Скачетъ адъютантъ изъ главнаго штаба, вроятно съ депешами отъ генерала…. Господи, какая рожа! Такъ вотъ и читается на ней, что онъ еще издали увидалъ оригинальную сцену на гор и давно ужъ посылаетъ ко всмъ чертямъ изобртателя этой безумной выходки…. Однако, какъ тамъ не мнись, а подойти надо, на то служба….

Гранаты изъ непріятельскаго лагеря продолжаютъ летать и разрываться, но кому же теперь придетъ въ голову обращать на нихъ вниманіе? Вс взоры устремлены на прізжаго, одинъ только полковникъ продолжаетъ спокойно кушать, ничего не замчая. Онъ только тогда подымаетъ глаза съ тарелки и протягиваетъ руку за депешей, когда бумага очутилась подъ самымъ его носомъ.

Медленно и внимательно прочелъ онъ записку генерала, вскидывая по временамъ спокойный взглядъ на несчастнаго адъютанта, который стоитъ передъ нимъ ни живъ, ни мертвъ.

Чтобъ ближе поглазть на эту курьезную сцену, вс солдатики одинъ за другимъ повылазили изъ-за прикрытій.

Полковникъ сложилъ депешу, положилъ ее въ боковой карманъ, вынулъ записную книжку, оторвалъ отъ нея листокъ и началъ набрасывать на немъ свой отвтъ, а затмъ, передавая его посланцу, съ любезной улыбкой предложилъ ему закусить.

Зрители этой забавной комедіи придвигаются все ближе и ближе; вс глаза пристально впились въ красавчика штабнаго…. Ему ужасно жутко отъ этихъ взглядовъ, щеки его вспыхиваютъ, а затмъ, снова покрываются блдностью, губы шепчутъ что-то непонятное и вдругъ, онъ съ отчаянною ршимостью прикладываетъ руку къ козырьку, быстро повертывается, вскакиваетъ на коня и безъ оглядки удираетъ во свояси.

Съ минуту толпа смотритъ ему вслдъ, а затмъ разражается такимъ гомерическимъ хохотомъ, что хохотъ этотъ на время заглушаетъ свистъ и трескъ разрывающихся вокругъ гранатъ.

Цль начальника отряда достигнута, люди бодро простояли на позиціи до слдующаго утра.

Множество разсказовъ подобныхъ этому слышалъ я отъ очевидцевъ про моего сосда. Теперь, разсказы эти воскресали одинъ за другимъ въ моей памяти и чмъ откровенне разоблачалъ онъ передъ своей слушательницей свои слабости, колебанія и ошибки, тмъ ярче выступали въ моемъ воображеніи т выдающіяся сцены изъ его дятельности, о которыхъ онъ умалчивалъ.

— Мои подвиги! вскричалъ онъ, на какое-то замчаніе, которое я не разслышалъ.

— Мои подвиги! Во-первыхъ, въ нихъ нтъ ничего особеннаго, ничего такого, чего многіе не сдлали бы на моемъ мст; а во-вторыхъ, все это ужасно преувеличено, увряю тебя. Прослыть героемъ въ такой войн, какой была наша война…. да нтъ ничего легче этого, стоитъ только такъ сдлать, чтобъ тебя полюбили люди, сейчасъ произведутъ въ Александры Македонскія! Къ тому же тутъ дйствуешь инстинктивно, волей управляетъ идея…. она душитъ въ зародыш всякую попытку къ какому бы то ни было анализу и размышленію, человкъ превращается въ орудіе долга, а, при такомъ нравственномъ настроеніи нельзя не быть храбрымъ….

Что же касается до его пресловутаго умнья ладить съ людьми и внушать имъ любовь и довріе, онъ утверждалъ, что обязанъ этому искусству исключительно личнымъ впечатлніямъ и что пріемъ, оказанный ему сослуживцами, въ первый день его прізда, открылъ ему глава на многое. Онъ узналъ по опыту, какія мысли и чувства зарождаются въ душ самаго добраго, самаго незлобиваго человка, посл того, какъ онъ пробродитъ цлые сутки безъ крова и безъ пищи, безъ привтливаго слова въ незнакомой мстности, среди сытыхъ и довольныхъ скотовъ, которымъ ршительно нтъ никакого дла до его страданій.