Из неопубликованного. Стихи

В эпоху НЭПа, в дни его разгара
Я рос и вырос на краю базара.

Меня на мелочь медную обменивали,

А я-то думал — на большие деньги.
Меня обвешивали и обмеривали.
И эти годы — никуда не денешь.

С волками жил я, притворялся волком.

Им лапы жал, на улице раскланивался.
Но если ошибался я, обманывался —
Так ведь меня обманывали с толком.

Как музыка в базарном репродукторе,

Я за грехи базара не ответчик.
Душа, ветрами времени продутая,
Жила в плену предзнаменований вещих.

Несмелый

Вытертое автобусной давкой лицо,
вытертое трамвайной давкой пальто,
зубы, съеденные столовской едой,
глаза, обесцвеченные ежедневной бедой,
ежедневным ожиданием чего-то,
что должно непременно случиться
с вытертым трамвайной давкой пальто,
с глазами, уставшими светить и лучиться.

Он прав, в опасениях всечасных

жизнь проведя:
несчастья бросаются на несчастных.
Они как псы и вроде дождя.
Беда до счастливого не доходит,
она его стороною обходит,
а если пойдет, то в сторонку свернет
и несчастному шею свернет.

«От копеечной свечи Москва сгорела…»

От копеечной свечи Москва сгорела.
За копеечную неуплату членских взносов
Выбыть не хочу из снежной Галилеи,
Из ее сугробов и заносов.

В Галилее бога распинают

С каждым днем решительнее, злее,
Но зато что-то такое знают
Люди Галилеи.

Не хочу — копейкою из дырки

В прохудившемся кармашке
Выпасть
   из предрассветной дымки,
Из просторов кашки и ромашки.

Я плачу все то, что наложили,

Но смотрю невинными очами,
Чтобы, как лишенца, не лишили
Голоса
   меня
      в большом молчаньи.

Все наложенные на меня налоги

Я плачу за два часа до срока.
Не придется уносить мне ноги
Из отечества — его пророку.

Добровольных обществ

   добровольный
Член
   и займов истовый подписчик,
Я — не недовольный.
Я — довольный.
Мне хватает воздуха и пищи.

На земле, под небом

   мне хватает
И земли, и неба голубого.
Только сердце иногда хватает.
Впрочем — как у каждого, любого.

Разные измерения

От имени коронного суда
британского, а может быть, и шведского,
для вынесения приговора веского
допрашивается русская беда.

Рассуживает сытость стародавняя,

чьи корни — в толще лет,
исконный недоед,
который тоже перешел в предание.

Что меряете наш аршин

на свой аршин, в метрической системе?
А вы бы сами справились бы с теми,
из несших свастику бронемашин?

Нет, только клином вышибают клин,

а плетью обуха не перешибают.

Ведь бабы до сих пор перешивают

из тех знамен со свастикой,
гардин
без свастики,
из шинелей.

И до сих пор хмельные инвалиды

кричат: «Кто воевал, тому налей!
Тот первый должен выпить без обиды».

Национальные жалобы