Читаем Из ниоткуда в никуда полностью

Когда Женя и Арсений Юрьевич подошли к мужскому туалету, их чуть не сшиб дверью второкурсник-стиляга. Одет он был по самой последней моде: в спортивное трико, запраленное в белые носки (при таком сочетании вся одежда выше торса уже не заслуживает никакого внимания). Стрижка тоже не отставала от современных трендов – коротко выбритые виски резко переходили в длинную копну волос на макушке, собранную в самурайский хвостик.

– Прошу прощения, – извинился студент, обходя преподавателя.

– Это что за хер румяный? – провожая молодого человека взглядом, спросил Асагумов.

– Сеня, он нормальный парень.

– Нормальный? Почему тогда как педик ряженный?

– Он хипстер, скорее всего. Это субкультура такая.

Арсений Юрьевич достал из кармана пачку и вытянул две сигареты – себе и студентке. Сама Женя была против курения, но отказать Асагумову не могла – это была своего рода традиция еще со второго курса. Для нее еженедельная порция никотина в легких была лишь символической платой за дружбу с писателем.

– Бред. Не существует такого понятия, как «субкультура». Это все равно, что говорить – есть люди и полулюди. – Асагумов затянулся и выпустил клубок дыма. – Вот процесс курения – это самая что ни на есть культура.

– Как и картошка – тоже культура.

– Диаметр советских папирос был семь-шестьдесят два, – словно прослушав колкое замечание Жени, подметил Асагумов. – Чтобы в случае чего можно было быстро перевести производство на выпуск патронов.

– Слушай, Сень, а ты не подпишешь мне книгу? – доставая из сумки ручку и экземпляр «Искусства онтологии», спросила Женя.

– Давай сюда, – оставив сигарету в зубах, сказал Асагумов и потянулся за экземпляром собственного творения.

– А можно с личным обращением?

– Любимой Женечке от Арсения?

– Не мне.

– А кому? – спросил Арсений Юрьевич и с любопытством посмотрел в глаза девушке.

– Знакомому.

– У тебя стали появляться знакомые?

– Отстань. Напиши просто: «Феликсу Флейману от Арсения Юрьевича, дружески».

– Феликс Флейман? Так зовут твоего нового парня?

– Он мне не парень. Я же сказала, что так, знакомый. Твой фанат, между прочим.

Асагумов ухмыльнулся и стал коряво выводить на форзаце продиктованную Женей фразу.

– Что краснеешь тогда?

– Хочу и краснею.

– Ты влюбилась, что ли? – наклонившись почти вплотную к пылающему лицу Жени, спросил писатель.

– Не смешно уже.

– Я не сторонник того, чтобы лезть в твою личную жизнь с советами, но: будь горда – не влюбляйся. Уважающая себя девушка влюбляет в себя, но сама никогда не унижается до такого дурацкого чувства.

– Видимо, по этой же причине у тебя самого никакого нет, – саркастично подчеркнула Женя.

– Я тебя предупредил. Дальше будет только хуже.

– Ладно-ладно. Мне пора идти.

– Магистерскую писать?

– В театральную труппу поступать.

Асагумов оскорбился, но из любви к Жене только рассмеялся, словно она произнесла хорошую шутку.

– Жду готовую работу сегодня, до конца дня. Поняла?

– Поняла, – ответила девушка и грустная вышла из уборной.

Арсений Юрьевич все неправильно понял – Женя просила подписать книгу не потому, что влюбилась и хотела угодить едва ли знакомому ей парню, а просто из принципа, что она должна выполнить обещанное. Подсознательно может она и мечтала о продолжении общения с Флейманом, но не более того. Хотя и влюбиться скуки ради было бы неплохо.

Восстановив в памяти прошлонедельный маршрут, Женя медленно зашагала в сторону мастерской. Спешить девушке не хотелось – не по причине хорошей погоды, а в силу боязни, что ее выступление не понравится труппе. Единственное, что она смогла подготовить за несколько дней – это короткую хореографическую зарисовку, разученную еще в пору школьного увлечения бальными танцами.

Стоя на светофоре, Женя заметила знакомое лицо на противоположной стороне дороги. Это была маленькая рыженькая девушка из студенческого театра. Ее короткие, подстриженные в каре, волосы небрежно топорщились в разные стороны. Из раскрасневшихся глаз под круглой оправой очков неудержимо текли слезы. Слишком жаркий для весны пуховик с пышной расклешенной юбкой был весь забрызган грязью, а ниже подола виднелись разбитые в кровь колени.

«Упала, наверно, – собрав воедино картинку, подумала Женя. – Еще и плачет… Черт, а я даже не помню ее имени».

Загорелся зеленый сигнал светофора. Продолжая заливаться слезами, девушка так быстро проскочила мимо Жени, что та даже не успела никак отреагировать.

«Может догнать ее?» – промелькнула мысль в голове Жени, когда она уже пересекла по щиколотку затопленную дорогу и достигла противоположного берега тротуара. Зеленый тут же сменился красным, и расстояние между девушками стало сильно увеличиваться.

* * *

– Сейчас встретила на светофоре рыжую девушку из вашей труппы. Кажется, она была вся в слезах, – сообщила Женя Лиле тут же с порога.

– Соню? Не обращай на это внимание, – вздохнув, ответила руководитель труппы.

– Просто…

– Мы уже несколько месяцев эти сцены наблюдаем. Надоела уже. Лучше бы во время спектаклей так выкладывалась.

– Может у нее что-то серьезное случилось?

– Да кого там. Она от неразделенной любви страдает, к Петру.

– А Петр это?..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза