Из ниоткуда в никуда

Раздался взрыв. Затем пулеметная очередь. Ершов испугался и, позабыв про оружие, бросился бежать в сторону штаба. Преодолев целый километр, он наконец вспомнил про оставленную винтовку, представил страшный трибунал и вернулся назад. Уже там, на месте, у него взыграла совесть, и он вообразил, как его товарищи сейчас отстреливаются в окопах. Найдя в себе силы, сковывая дрожь в ногах, он упал на живот и пополз на звуки стрельбы.

Вскоре все стихло. Ершов дополз до опушки, где предположительно сражался его отряд, и увидел то, что заставило бы любого испытать животный ужас – массу из грязи и мяса во все поле. Но было не время глазеть: просвистело над ухом, и рядовой одним рывком скатился в послеснарядный кратер.

Картина на дне шокировала солдата еще больше: до боли знакомый капитан собирал свои кишки, стоя на коленях в густой коричневой жиже.

– Что ты палишь, гнида? Помогай доставать, грязь же попадет, – заорал капитан, но тут же замер, накренился набок и упал. Разобранная грудь стала тяжело вздыматься.

– Если хотите, я п-помогу вам у-уумереть, – заикаясь проговорил солдат. Офицер посмотрел на него вымученными болью глазами.

– «Разрешите обратиться», солдат.

– Виноват.

– Бей уже.

Ершов снял с плеча винтовку и отсоединил штык-нож. Немного подумав, он занес руку над грудью офицера, но остановился и засомневался, что точно знает, где находится сердце.

– Давай.

Рядовой ударил офицера в шею, но лезвие соскользнуло и лишь наполовину застряло в плоти.

– Слабак, – гаркнул Флейман, харкнув кровью.

Солдат закрыл глаза и повторил попытку. Штык попал в ту же рану, но теперь уже провалился, как в подтаявшее масло. Человек скончался.

Вытирая замаранным рукавом слезы, меняя их на свежие капли крови, Ершов осознал, что появился единственный шанс стать другим человеком. Мертвым не нужны звания, медали и регалии. А у Ершова еще вся жизнь впереди – бесславная, в шкуре рядового. Сдерживая тошноту, он похлопал по нагрудному карману и нашел там офицерский военник. Поблагодарив судьбу, что ранее не ударил в сердце штыком, сохранив документ в целости, солдат поместил свое удостоверение в пустой отсек одежды. Акт подмены завершился на капитанских погонах.

Так, среди разложения и вони трупов, Ершов пролежал весь день и половину ночи. В три часа появился другой разведотряд. В живых никого не нашли, кроме поседевшего заикающегося капитана.

– С-слабак, – гаркал он. – Гнида.

2. Недоразумение

Каждый год семья Флейманов праздновала День Победы с особым размахом. Приглашались родственники со всех близлежащих городов: Верхней Пышмы, Березовского, Первоуральска, Нижнего Тагила. Мария Павловна, жена главы семейства, начинала приготовления за сутки: резала салаты, выпаривала мясо, пекла пятикилограммовые пироги. Младшее поколение в это время выдраивало все углы, вылизывало полы, выбивало одеяла и подушки. Такой всеобщей сплоченности нельзя было увидеть ни в какой другой день в течение года.

Помимо батареи водочных бутылок, главным украшением стола всегда был Евгений Флейман – герой, ветеран и просто хороший человек. Его подвиг, когда он повел свой отряд на борьбу с остатками немецко-фашистских захватчиков под Смоленском, наизусть знал каждый мальчишка во дворе. Ведь о чем же еще было рассказывать всем подряд пожилому капитану в отставке?

В ту весну гости стали подтягиваться уже к часу дня. Первым на пороге возник любимый тагильский дядька по линии жены. Раньше родственника в дом проник только пакет с бутылками и салом, который тот зачем-то ежегодно привозил и увозил обратно с собой. Затем появился женин двоюродный брат и две родные сестры со своими детьми. Замыкало шествие младшее поколение Флейманов: дочь и младший сын. Отсутствовал только старший.

Решили, что семеро одного не ждут. Открытие празднества началось с вкушения многоградусной жидкости. Склянки только и успевали опрокидываться по стаканам и закатываться под стол, разливая на пол недолитые капли. Евгений, по своему обыкновению, сначала прихлебывал выпивку, а уже потом опрокидывал ее в глотку по прямому скату. Мария Павловна, точно бы участница марафона, бегала с тарелками туда-сюда, предлагая гостям все новые и новые яства.

Часы пробили четыре. Это было то самое время, когда Евгений Флейман начинал свой традиционный пересказ фронтового подвига. Налив очередную рюмку, глава семейства встал, облизал губы и прокашлялся. Он уж было хотел открыть рот, когда затрещал дверной звонок. Мария Павловна побежала открывать.

– Здравствуйте, – раздалось с порога. Это был старший сын, Константин. – Отец, подойди, пожалуйста. У меня есть для тебя сюрприз.

Евгений Флейман нахмурился из-за прерванного обычая, но все равно поставил рюмку и вышел к сыну. Константин улыбнулся и отошел чуть вбок, чтобы освободить проход. Все это время за его спиной стоял какой-то старик.

– Ну, здравствуй, Женька, – улыбаясь, сказал человек в обшарпанной военной форме. Всю его грудь украшали ордена и медали; плечи – майорские погоны.

– Д-день д-добрый, – выпучив глаза, промямлил Евгений.